— Да.
'Можно подумать, ты дашь мне забыть!'
— Так вот: этот месяц я, так и быть, потерплю, чтобы не открывать тебе второй фронт, в случае твоей Лизы. А ты, Васильев, попробуй очаровать свою Павлову и собрать на неё компромат. Дальше — по обстоятельствам. Если что — переспишь с ней. И плюнь на свои принципы. Плюнь, или проиграешь.
Договорив, Ленка торжествующе бросает на стол салфетку и вскакивает на ноги. Я же кладу на стол две зелёных купюры. Поднимаюсь из-за стола, прячу глаза и ищу куртку. Мало того, что моя гордость сейчас агонизирует в корчах — хуже всего, что Ленка абсолютно права, и у меня, похоже, действительно нет иного выхода.
— Ну так что ты надумал? — Ленка надменно изгибает бровь.
— Не знаю, — качаю головой. — Если честно — противно… Но я попробую.
— Тогда хватит ломаться и полный вперёд… Всё, пошли в Контору, Васильев'.
Глава 2
«Таких, как я, больше нет. Я один в своём роде». (Джордж Мартин, «Битва королей»).
6 сентября 2016 года
«Боже мой, я и забыла, какое это тяжкое испытание выходить на новую работу, где ты никого не знаешь, где коридоры между кабинетами представляются тебе одним сплошным лабиринтом, общение с сотрудниками хождением по минному полю, а твой непосредственный начальник возненавидел тебя с первого взгляда, о чём, безусловно, уже проинформирован весь офис. Ну, или его половина.
Во вторник, без пятнадцати девять я переминаюсь с ноги на ногу у шлагбаума и жду, когда ко мне подойдёт девица из отдела кадров Конторы. Она должна вынести два заветных пропуска: один для меня, второй для парковки моей машины. Нервничая, поглядываю на часы: прошло уже пять минут, но ко мне пока никто не торопится. Ситуацию усугубляет тот факт, что я в блузке, брюках и в кедах «утюжу» у шлагбаума на виду у сотрудников Конторы, которые поглядывают на меня с тем высокомерным видом, с каким высокопоставленные служащие обычно глядят на бесправных просителей в своём, уже облюбованном и обжитом ими периметре.
Через семь минут ожидания я начинаю дёргаться. Ещё через пять злиться. Спустя три минуты моё терпение иронично машет мне ручкой и зловредно показывает язык. Я же плюю на все правила и приличия и, перекинув через плечо сумку, начинаю искать в её замшевых недрах мобильный, чтобы настучать по голове Ленке, её ленивой гвардии да и всем, кто сейчас подвернётся мне под руку в её департаменте. Набрав номер, прижимаю трубку к уху и под ритмично раздающиеся гудки принимаюсь нетерпеливо мерить шагами пространство перед шлагбаумом. На седьмом гудке мой звонок автоматически сбрасывается. Чертыхнувшись, упрямо нажимаю на повторный дозвон и разворачиваюсь, готовясь снова измерить шагами ширину проезжей части дороги. Слышу резкий шорох колёс и краем глаз замечаю серебристый капот, вынырнувший неизвестно откуда, но каким-то чудом успевший замереть в паре сантиметров от моего бедра.
А-ай! Отскакиваю, в душе воздав должное выдержке водителя, который успел затормозить и не покрыл меня бранью. Пытаясь отдышаться, смотрю на капот и вижу эмблему автомобиля. Это круг, разделённый на два синих и два белых сектора, внешне напоминающий пропеллер самолёта и кусочки неба, проглядывающие через вращающиеся «лопасти».
«Знак «БМВ»… Васильев?»
Поднимаю глаза и натыкаюсь на мрачный взгляд синих, как грозовое небо, глаз. Из приоткрытого окна машины доносится хриплый голос Garou: «Gitan, je rêvais enfant». Я невольно сглатываю, моя рука сама собой убирает телефон за спину, а Александр Владимирович, видимо, выключает МР3, потому что чувственная мелодия обрывается.
Доброе утро, вежливо, но независимо здороваюсь я. Простите, я не хотела.
Ничего… Доброе, помедлив, Васильев кивает, после чего оглядывает меня с головы до ног и задерживается взглядом на моих новеньких кедах. Прогуливаетесь перед работой? с плохо скрываемой иронией спрашивает он, указывая подбородком на мои спортивные тапочки.
Я здесь пропуск жду! невольно огрызаюсь я.
Понятно. И как давно ждёте?
Минут пятнадцать.
Наш бесценный по содержательности диалог прерывает звук шин подъехавшей сзади машины. Сообразив, что я мешаю уважаемому начальнику приложить пропуск к датчику, миновать шлагбаум и меня и убраться наконец на парковку, отступаю в сторону. Васильев в последний раз окидывает взглядом мои кеды и жёлтую, как подсолнечник, сумку, которая (это на мой взгляд!) сочетается с белым хлопком моей блузки и гладким светло-бежевым льном моих узких брюк.