- В городе произошёл крупномасштабный террористический акт. Про Буйнакск слышал? Вот что-то подобное. Терорюги перестреляли всех ментов, половину врачей и спасателей, отрубили во всём городе электричество, газ, воду и каналию. Организовали заторы на всех основных трассах. В общем устроили тотальный блэкаут. Мы еле-еле выбрались, и то, как видишь, лесными тропами. Сколько тут по прямой до города? Километров пятнадцать? А мы уже под сотню навернули.
- Нда… Ясно… – парень снова открыл приложение диктофона и остановил запись. – Ладно, давай запишу твой номер телефона. Тебя могут вызвать, дать показания. Когда-нибудь. Так будет проще найти. И можете ехать.
Есть, кажется заболтал я его. Документы Сони, которая стояла рядом, изображая некоторое общее недомогание, он не попросил.
Когда я заканчивал диктовать, он вновь поднял глаза на мою девушку, и в его глазах снова мелькнула Мысль. Прежде чем я успел что-то подумать или сделать, Соня зажала рот ладонью, согнулась пополам, и ломанулась в кусты. До нас донеслись тяжёлые звуки рвоты.
- Видишь: говорю же: токсикоз, – я был несколько озадачен, но упускать такую возможность было нельзя.
Я устремился на помощь подруге. Хотя чем я мог помочь? Волосы подержать? Платок, чтобы утереться – и тот у неё… Вода! В машине была бутылка с водой. Я метнулся к машине и вытащил полторашку минералки, её мне Ландыш в ноги положил, к ружью.
Я пробрался в кусты к Соне.
- Ты как, маленькая? – произнёс я прежде, чем увидел её.
Со́фа сидела на корточках, тяжело дышала, её лицо было бледным, глаза – выпучены.
- Нормально, – просипела она, утирая губы дедушкиным платком.
Я присел рядом на корточки, и отвинтив крышку, протянул бутылку девушке. Староста прополоскала рот, сплюнула, а потом, не отрываясь, выпила почти всю бутылку, остатками ополоснув лицо.
Я помог девушке подняться, и повёл её, поддерживая под руки к машине. Полоскало её, однако, от души, если судить по холодному поту, которым она покрылась, по дурно пахнущей луже под сосной, и по едкому запаху жёлчи, исходившему от олимпийки. Я усадил Соню на заднее сиденье, взглядом спросил волонтёра – тот махнул рукой, мол: езжайте, чёрт с вами, а сам схватился за деревце, перегородившее тропу.
Когда мы в молчании выехали наконец на трассу, я шумно выдохнул:
- Уфффф… Всё… Вырвались… Ну, Николай Васильевич, теперь гони в Новореченск, и так уже темнеет.
- Ну, вну́чек-командир, погнать не погоню, но доедем быстро, – и он притопил педальку, разогнав машину километров до семидесяти.
Какое-то время мы ехали молча, но меня глодал вопрос. Дебильный. Но глодал. Решившись, я всё же спросил:
- Соф, что это было?
- Ты про что?
- Про твоё внезапное недомогание, я упёрся взглядом в панель, не решаясь обернуться.
Ответа не было долгих пять секунд, а потом раздался звонкий весёлый смех, меня внезапно обняли сзади и поцеловали в щёку.
- Халик, ты такой милый, когда ревнуешь. Нет, я не беременна. У меня вообще-то говоря месячные закончились три дня назад. И ты об этом наверняка знаешь.
Я задумался: ну да, шесть дней назад она просила у меня таблетку дротаверина, у неё стабилизировалось настроение, а позавчера прошли вылезшие на лице два прыща. Я всё это вполне осознанно отмечал и делал выводы. Просто тогда же, позавчера, началась вся эта хуетень, и нюансы цикла любимой женщины были выброшены из головы: в ней места и для более важных-то вещей не хватало.
- В курсе, – из положения надо бы выйти, хотя какое там… – вот и спрашиваю.
- Халик, я вижу, когда ты ревнуешь, – меня снова поцеловали, вызвав волну мурашек по спине и обняли ещё крепче. Я прижал её ладони к своей груди, желая продлить этот момент как можно дольше. Не отрывая рук, Соня продолжила гораздо менее радостным голосом:
- Я просто подумала, что так будет убедительнее. Для большинства людей токсикоз, да и вообще беременность – это обязательно рвота. И вызвала в памяти самое жуткое воспоминание.
Я обернулся, посмотрел в её глаза, в которых, казалось, заблудились искры бенгальских огней.
- Ты прирождённая актриса, Солнце. А какое, если не секрет? – и зачем я это спросил?