Взрыв, с оглушительным грохотом сотряс бокс справа, швырнув на меня клуб кирпичной пыли через пролом в стене.
Спустя долю секунды пространство вокруг наполнилось оглушительным грохотом оружейного многоголосья. Стрелять начали сразу все: и наши, и бармалеи. Я встал, вскинул бинокль к глазам: крыша трансформатора была пуста, из-за здания выезжал гнусный джихад-мобиль, над кабиной которого торчало дуло пулемёта ДШКМ, с характерным дульным устройством.
- Сантик, давите пулемёт, блядь!!!
Где-то на середине этой фразы пулемётчик рухнул навзничь, а ещё через секунду музыку боя перечеркнул хлёсткий удар винтовочного выстрела. Затем, почти без паузы, в стекле со стороны водителя образовалась пробоина, в бинокль я чётко увидел, как водитель ткнулся лицом в руль, ещё секунда – и снова звук выстрела. Сколько там от меня до снайпера? Метров шестьсот с чём-то? Винтовочная пуля это расстояние преодолевает менее чем за секунду, а звук – более чем за две. Гранатомётчик сделал выстрел уже со свинцом в груди, не зря пошатнулся, а грохот стартовавшего ракетного двигателя, и следующий за ним взрыв гранаты, заглушили голос «Орсиса». Зря я начал костерить снайпера.
Дальше началось избиение. Т-5000 стреляла ритмично, раз в три секунды, и каждые три секунды один автоматчик переставал стрелять. Даже чуть чащ– - несмотря на то, что для всех, кроме снайпера, этот бой был первым, не все пули, которые выпускали ополченцы, пролетали мимо цели. Где-то к концу первой минуты боя, четыре уцелевших бандита бросили оружие и побежали. Впрочем, им это не помогло: не бегай от снайпера. Умрешь уставшим. Тем более, что в панике они даже не пытались петлять. Когда упал последний, стрельба быстро сошла на нет, в ухе послышался отчёт:
- Абзац – Сантику. Активных целей не наблюдаю. Приём.
- Здесь Абзац! Прекратить огонь! Гладкие, к бою! Нарезные и парадоксы – дозарядиться, доложить о потерях. Сидор, ко мне! Приём.
- Абзац – Сидору. Сейчас прибуду. Приём.
- Абзац – Ландышу. Потерь нет. Приём.
- Абзац – Бамбуку. Потерь нет, в бой не вступали. Приём.
Я наконец отнял от глаз бинокль и развернулся назад, к проломам. В проёме справа боец-ретранслятор просто доложил:
- Потерь нет, мужики истратили по два магазина, сейчас заряжаются.
Я кивнул:
- Добро. Быстрее заряжайтесь, сейчас нужно будет прикрывать рейд.
Перевёл взгляд на вход в тот бокс, в который попала реактивная граната. Из него, держась за стенку, вышел мужик лет тридцати. Я едва узнал в нём свой второй рупор: он был с ног до головы в пыли, бледен, дрожащие руки были измазаны в крови. И это была не та кровь, что текла у него из носа и уха. Боец был в прострации, и явно не от того, что его только что чуть не убили. Это явно было что-то другое. И тут до меня дошло, что последние мои команды повторялись только с одной стороны. В два прыжка я подскочил к проходу, оттолкнул бойца и шагнул внутрь.
От увиденного у меня ноги стали ватными: на полу, под оседающей пылью, стеклянными глазами смотрел в потолок мальчонка, принесший мне бронежилет и каску. Его тело было избито осколками кирпича, самые крупные из которых пробили тело насквозь. В дыры на одежде было видно проломленные рёбра и разорванный кишечник, в правом подреберье свернувшейся кровью отблёскивала размозжённая печень. Несмотря на то, что с момента первого выстрела не прошло и двух минут, кровь у парнишки уже не текла. Быстро он отмучался, помощь ему уже не требуется…
Взяв себя в руки, я осмотрел помещение. Возле мёртвого ребёнка, на полу, привалившись к стене, сидел мужчина с рыжей бородой, лет около сорока, в кожаной байкерской куртке и джинсах. Он совершенно не двигался, смотрел в одну точку и мне даже на секунду показалось, что он тоже мёртв, так он был неподвижен. Но повреждений на нём не было, не считая крови из ушей, да и куртка еле заметно колыхалась, выдавая дыхание.
Я сместил взгляд, и увидел попадание: граната угодила в самый низ стены, у края ближайшего к воротам бруствера. Кумулятивная струя пробила тонкую стену, ударилась о мешок с землёй, порвав его, и пошла вдоль стены, разломав на части и взяв с собой несколько кирпичей. Осколки шрапнелью разлетелись в сторону ворот. Мальчишка, видать, оказался близко, и собрал богатый урожай обожжённой глины. Боец, которого защитила Мать-Сыра́ Земля, отброшенный и оглушённый взрывной волной, поднялся, и оттащил детёныша к противоположной стене, туда, где он лежал сейчас. В бою его подменили: справа от огневой точки всё же лежал десяток гильз. Оставшиеся двое бойцов выросли рядом, молчаливыми тенями. Я сел на корточки, снял и положил на пол каску. Осторожно протянул руку к мальчику, но был мгновенно схвачен за запястье крепкой сухой ладонью, с синими буквами “За ВДВ” по ребру: