- Ну теперь давай сам рассказывай, как дошёл до жизни такой?
- До какой «такой», начальник? – ага, несудимый он как же...
Резко спрыгнув со столика, я с шагом, на выдохе, со всей силы вдарил «аргументом» по напряжённым мышцам бедра.
Мой «земляк» с воплем повалился на пол с корточек.
- Это было единственное и неповторимое предупреждение. Дальше вот эта вот штука – я поднёс импровизированный дилдо к его лицу, – окажется у тебя в жопе. И это будет самое приятное ощущение из тех, что ты почувствуешь на себе. Понятно?
- Я понял, начальник, больше не повторится, – сквозь зубы прошипел бармалей, и начал делать неуклюжие движения чтобы подняться: связанные за спиной руки и разбитая в хлам нога процесса не упрощали.
Я сел обратно, давая ему немного времени очухаться. В этот момент в луч света от фонарика попала его правая кисть. Мизинец на ней отсутствовал полностью, на среднем и безымянном не хватало по фланге. Не зря он так подробно расписал сценарий допроса.
- Повторю ещё раз, ране судим где-либо?
- Да я сказал же, что нет! – раздражённо и зло бросил Икром, потом быстро добавил: – После войны два года в Душанбинской тюрьме просидел под следствием, с девяносто четвёртого по девяносто шестой. Там в камере и наблатыкался. Ничего не доказали, выпустили.
- Что пытались доказать?
- Была одна история во время войны, чего прошлое ворошить?! Тебя же нынешний момент интересует? Давай про него пока?
Подумав секунду, и поправив презик на резиновой палке, я кивнул.
- Ну давай пока про него. Только давай сам, от начала и до конца.
Со слов бармалея выходила такая ситуация: первый раз в Россию он приехал в середине нулевых, когда его родственники наконец насобирали денег, чтобы отправить Джоника на заработки. Деньги, почти все, были отданы какой-то местной мафии, которая за это доставила свежеиспечённого дронга через границу, довезла до Москвы и передала часть денег местной таджикской диаспоре. Диаспора, в свою очередь, выделила Джону койку в клоповнике для таких же как он, фиктивную прописку, работу на стройке и крышу от милиции и ФМС. Работал Джони без выходных и праздников, по десять часов в сутки, сорок процентов заработка забирала диаспора, сорок – он отправлял домой родственникам, в уплату долга, а на двадцать – жил сам, питаясь «дошираками» и одеваясь в «секонд хенде». Даже умудряясь откладывать какие-то копейки. За несколько лет Джон расплатился с долгами, собрал немного денег, и рванул на Урал – подальше от Москвы и целой когорты преступных группировок, которые зарабатывали на гастарбайтерах, не давая им подняться из полурабского состояния. Выбор пал на Город потому, что когда-то давно, от своего школьного учителя Джони наслушался рассказов про него. Город тоже не был в большом восторге от нового таджика-гастра, хоть и отнёсся с меньшим презрением чем Москва. Одному было тяжело, и эта тяжесть быстро привела Икрома к диаспоре. Впрочем, условия были уже гораздо лучше: вместо сорока процентов их заступничество обходилось в двадцать пять, и свободы было больше. Икромстал снимать комнату, мог выбирать место работы из предложенных вариантов, в рационе появилось мясо, а пару раз в месяц – даже услуги дам не самого тяжёлого поведения. Из недостатков можно было выделить то, что к религии здесь относились гораздо более ревностно чем в Москве и, тем более дома. На не посещающего местного имама, и не совершающего намаз смотрели очень неприязненно. Походы в мечеть Города тоже не поощрялись, даром что стояла она уже больше ста лет в центре, на соседней с набережной улице. Впрочем, имам первое время был вполне вменяемым дядькой в годах, из Худжанда, бывшего Ленинабада. Но вот пару лет назад он внезапно куда-то исчез, не сказав ни слова. Просто однажды на пятничный намаз пришёл Джабраил – молодой азер, тот самый, которого я вырубил первым выстрелом. Лет ему было около тридцати, учился он в Турции, и тематика проповедей быстро сменилась. В речи имама стало появляться слово «куфр», а спустя некоторое время и «кафир». Даже я, очень далёкий от ислама человек, был в курсе, что кафиром, то есть, по сути, атеистом, назвать человека имеет право только Бог, Аллах, если по-арабски. Даже сам себя человек был не в праве называть так, только по глупости, ибо в глубине души, бла-бла-бла... Бла.
Так что этот термин, применённый к человеку или группе людей - явный признак ваххабизма – радикальной (террористической) исламской секте, запрещённой в нашей стране.