– А знаете, мы с вами в чем-то похожи, – неожиданно сказал он.
– И чем же? – не удержалась от язвительного тона я.
– Я в молодости, так же как и вы, был полон энтузиазма. Многое давалось очень легко, в том числе и принятие решений.
Я скептически посмотрела, услышав это его «я в молодости».
– Что-то не похожи вы на старика.
Он дежурно улыбнулся на завуалированный комплимент. И вправду похожи. Я так же реагирую, когда нахваливают мою «неземную» красоту.
– У меня к вам предложение, – продолжил выводить меня из себя проклятый немец.
Я тут же нахохлилась, как ощипанный воробей, чем вызвала у Петермана улыбку, но уже искреннюю.
– Деловое, – добавил он.
Но напряжение не спало. Слишком сильны были негативные эмоции по отношению к человеку, которого мое буйное подсознание окрестило не иначе как «враг».
– Я вся во внимании, – процедила я, тоже скрещивая руки на груди, будто стараясь отгородиться.
– Вы очень талантливы, Евгения, и я с удовольствие возьму вас на стажировку в свою команду. Поработаете, освоитесь. Если приживетесь, то возглавите сельскохозяйственное направление.
Из всех этих слов я услышала только одно.
– Сельскохозяйственное направление? Разве в компании «Статус» есть еще сельхозпредприятия?
– Пока нет, но будет. Я хочу создать что-то наподобие этого, – он погладил всё тот же скоросшиватель.
– Здесь? – сипло выдавила я.
– Нет, что вы. Это будет гораздо ближе к городу. Всё по последнему слову техники. Прямые поставки на заводы. Это большая возможность для вас раскрыть себя как специалиста и…
Больше слушать я не могла, потому что в голове было только три слова, и они к цензурным отношения не имели. Это что же получается: он решил продать старый зачуханный колхоз, чтобы построить новый и современный близ города. И где логика? Либо у немцев, вопреки расхожему мнению, она отсутствует вовсе, или я чего-то не догоняю.
– Кто ж работать-то на ферму пойдет близ города? – брякнула я.
– Построим общежития для узбеков. Оформим всё легально. Это выйдет гораздо дешевле и проще.
Ага, найми дешевых узбеков, а свои в глухой деревне пускай мыкаются по всему району в поисках работы. Хотя о чем это я?! Каким боком русские для этого капиталистического нелюдя свои? Для него люди – это просто средство для достижения поставленных задач.
– Нет, – решительно заявила я и поднялась со стула.
С физиономии Петермана съехала приклеенная улыбочка.
– Почему? Вы подумайте, прежде чем отвечать так категорично. Поймите, от чего отказываетесь.
Я встретилась полным ярости взглядом с опешившим немцем, и всё… меня понесло.
– Я всё прекрасно осознаю, господин Петерман. Что мне делать в вашей команде? Строить козни, ябедничать, трястись в ожидании, что меня подставят, очернят и выгонят. Надолго ли ваши новые сотрудники приживаются, пока их не съест ваш костяк? Я немало успела поработать в больших компаниях, чтобы понять одну простую истину – не лезь и целее будешь.
– Тогда почему же вы тут лезете?! – в тон мне задал вопрос Петерман.
И так это двусмысленно позвучало, что запал мой поубавился.
– Потому что это место стало мне очень дорого, и я буду бороться до последнего за его благополучие, – совершенно серьезно ответила я.
Немец скривил свою и без того не сильно красивую рожу.
– Говорите как актриса из дешевой мелодрамы. Это, – он развел руками, – просто бизнес.
– А вы говорите – похожи, – горько усмехнулась я. – Для вас это просто бизнес, а для меня это гораздо большее. Не всё измеряется в долларах, господин Петерман.
Он смотрел такими глазами, словно у меня на голове рога выросли. Я же застыла посреди комнаты в напряженной позе. Знаю, после возможно пожалею, что была вспыльчива и прямолинейна, но уже поздно.
Петерман фыркнул, будто смешком подавился, и, поерзав на кресле, наконец сказал:
– Не уверен, что ваши слова продиктованы разумом. Но если таково ваше решение – настаивать не собираюсь. Не смею вас больше задерживать.
Меня накрыло чувство неправильности всего происходящего, словно я совершаю огромную ошибку. Хотела сказать в ответ что-то вежливое, дабы сгладить ситуацию, но язык во рту почему-то отказался повиноваться.
Молча вышла из кабинета, с чувством неприятного осадка. Бросила взгляд на баклажаниху – та на радостях решила навести кофейку. Хоть у кого-то настроение хорошее. Несмотря на весь мой поганый характерец, зла на секретаршу я больше не держала. Она, конечно, стерва еще та, но если подумать, а чем я лучше. С благодарностью приняла чашечку кофе с молоком, и желудок тут же сжался от голода.