Мастеровые люди
Под берегом, в омуте, гулко плеснула рыба.
Сергей зажмурил натруженные глаза и отложил в сторону ручные тисочки с зажатой в них крохотной пружиной. Глянул на догоравшие в закатном пламени облака, проворчал:
— Не работа — грех один. Ни матерьялу, ни инструменту...
— Ни харчей, — добавил Корнюха.
Он сидел напротив Сергея, только не как тот на стесанном сверху сосновом кряже, заменявшем лавку, а прямо на земле, по-бурятски поджав ноги, и острым, косо сточенным сапожным ножом отделывал начисто шейку берданочной ложи.
— За такую работу не стоит и хлебом кормить, — с усмешкой возразил Сергей. Усмехнулся он одними губами и как-то мельком. Глубоко запавшие серые глаза были серьезны. Видать, думал о чем-то совсем другом.
И Корнюха понимал это, но он устал молчать.
— Да его и нет, хлеба-то. В обед остатний съели.
— И про это говорил, — заметил Сергей и вроде поморщился.
Корнюха обиженно шмыгнул ядреным носом, насупился и еще проворнее заработал ножом.
— Да ты, брат, обидчивый, — сказал Сергей.
Корнюха промолчал.
Сергей встал, потянулся, разминая одеревеневшую от долгого сиденья спину, подошел к откосу берега.
Только узкая багровая полоска напоминала об ушедшем солнце. В речную долину заползали сумерки, вода потемнела и загустела. Частые заросли тальника на острове за протокой слились с темной грядой дальнего леса, и казалось, что никакого острова и нет, а лесистый коренной берег подымался сразу за неширокой протокой. Ясную тишину теплого вечера дробило чуть слышное журчанье быстро бегущей воды да временами короткий плеск срывающихся с подмытого берега комьев сухой земли.
Далекий выстрел прозвучал громко и близко.
— Винтовка, — сказал Сергей и оглянулся на Корнюху.
Тот вскочил и с ножом в руке, с ложею в другой подошел к Сергею.
— Ну-ка, давай наведем порядок, — сказал Сергей.
Высокий крытый сеном шалаш заслонен от реки таловыми и смородиновыми кустами. Сергей с ходу, проворно пригнувшись, шагнул в шалаш. Корнюхе такой маневр был не по росту, да и ловкости Сергеевой у него не было. Он прополз в шалаш на коленках.
Разобрали постель — пласт кошмы, под ней полкопны сена. Под постелью западня. Сергей спрыгнул в яму.
— Подавай!
У Корнюхи руки длинные. Стал на колени посередке между лазом и сложенной у стенки шалаша грудкой берданок и шомполок и закачался, как маятник. Склонился вправо, взял из грудки ружье, перехватил в другую руку и, склонясь влево, осторожно, прикладом вниз, в яму его. За ним второе, третье... последнее.
— Остатнее.
— Считал. Давай сумку и весь прибор!
Корнюха, не вставая с колен, выбрался из шалаша, собрал инструмент в сумку, протянул Сергею.
— Всё.
— Не всё. Ложу забыл.
— Я ее вечером доделаю.
— Не вовремя приспичило. Давай сюда!
Корнюха невразумительно проворчал что-то себе под нос, но ложу отдал.
Сергей выбрался из тайника, опустил западню. Разостлали постель, как было. Корнюха покатался по ней, чтобы примять разворошенное сено.
— Чудак ты, — сказал Сергей, видя, что парень хмуро отводит глаза в сторону. — Ружье найдут, легче отбрехаться. К тому же дело есть. Сходи сети перебери. А то что за рыбаки, коли рыбы в запасе нет.
— И эту поставить?
На кустах, за шалашом, развешена для просушки сеть. Понимающий человек, глянув на нее, сразу определит, что владелец сети не деревенщина, а мастеровой из заводской слободы. Вместо каменных, завернутых в бересто грузил, по низу сети проволочные кольца, вершков полутора в поперечнике.
— Поставь, — согласился Сергей, но тут же спохватился. — Не надо. Пущай висит. Она нам заместо паспорта.
Корнюха, не прекословя, достал из шалаша белую плетенку, сработанную из ошкуренных таловых прутьев. Провел по ней ладонью, счищая присохшие блестки рыбьей чешуи. И вдруг, отшвырнув корзину, побежал к берегу.
— Едут!
— Не ори! — одернул Сергей. — Еще не знамо, кто едет.
— Кому еще? Роман. Хлеба везет.
Лодка уже отделилась от темени острова, и видна была фигура гребца, стоя работавшего веслом.
— Это не Роман, — сказал Сергей.
И в ту же минуту донеслись хорошо слышные в привольной тишине слова развеселой частушки:
— Палаша! — закричал Корнюха, заглушая певунью.