Насколько нам удалось добиться воинской дисциплины, можно судить по воспоминаниям бывшего секретаря Минского подпольного областного комитета партии и командира крупного партизанского соединения, Героя Советского Союза Романа Наумовича Мачульского, который часто бывал в бригаде. В своей книге «Вечный огонь» о нашем соединении он отзывался так:
«Мы прибыли в бригаду «Смерть фашизму» под вечер… Я бывал во многих бригадах и отрядах Минской области. Ни про один отряд нельзя сказать, что партизанам живется легко, но что касается смолевичских народных мстителей, то они, как и заславские, живут буквально возле самого пекла, на виду у врага. Это уже по-настоящему тяжело! И я, беседуя с партизанами, был поражен: ни один даже не намекнул на опасность. Постоянно чувствовать близость врага для них стало привычкой. Дисциплина в бригаде, ее боеготовность были выше всех похвал. Поднять весь личный состав… по тревоге здесь не составляло никакого труда, на это уходили не часы, как в некоторых других, а минуты»[21].
Такой наша бригада оставалась вплоть до прихода Красной Армии. Весьма боеспособными и монолитными были и другие отряды нашего района. При одном из таких соседних отрядов, которым руководили командир Иван Васильевич Луферчик и комиссар Максим Романович Карпилович, решил базироваться Смолевичский районный комитет партии. Когда я, несколько задетый тем, что секретарь райкома Григорий Демьянович Довгаленок отказался обосноваться при штабе бригады, где, как мне казалось, райкому было бы безопаснее, спросил о причинах такого выбора, он мне ответил:
— Иван Прохорович, на отряд калининцев так же уверенно можно положиться, как и на штаб бригады. Но здесь большое преимущество — к массе партизан райком ближе. А бойцы в отряде — патриоты, смелые, дисциплинированные и чуткие. С ними мы не пропадем!
Лето 1943 года было для нас очень жарким. Фашистские войска интенсивно готовились к наступлению на Курской дуге. Железная дорога и автострада, работая по уплотненному графику, гудели во время блокады днем и ночью. По ним гитлеровская ставка гнала к фронту все новые полчища и боевую технику.
Времени для отдыха и раскачки у нас не было. Роты, преобразованные в отряды, начали боевые действия почти с ходу. Обстановка вынуждала забывать об усталости и невзгодах. Каждую ночь десятки боевых групп стали делать дерзкие вылазки на автомагистраль и железную дорогу. По ночам лагерь на Мыльнице оставался почти безлюдным. Все партизаны, имевшие оружие, выходили бить ненавистного врага. После наших неоднократных и удачных ударов по колоннам на автостраде противник снова был вынужден отказаться от движения по ней в ночное время. Он также значительно усилил охрану железной дороги.
Еще зимой нашим подрывникам с трудом удавалось подходить к ней. Теперь же выход к полотну ночью становился почти невозможным делом. Охранники уже с вечера забирались с пулеметами в доты и стальные полукапониры, расположенные вдоль железнодорожного полотна через 200—300 метров один от другого. Между ними непрерывно курсировали патрули, то и дело пуская осветительные ракеты. Многие из них имели при себе собак. Охрана, не смыкая глаз, до самого утра контролировала все подходы к железной дороге. Десятки наших диверсионных групп, пытавшихся проникнуть к ней, неизменно попадали под сильный пулеметный огонь, несли потери и большей частью отходили ни с чем.
Мириться с таким положением мы, конечно, не могли. Надо было принимать срочные меры, чтобы железнодорожные составы противника не могли безнаказанно идти к фронту. Нужно было предпринимать что-то действенное. Для обсуждения этого серьезного вопроса мы собрали в штабе коммунистов и подрывников. Было решено срочно менять тактику действий и попытаться наносить внезапные удары днем, когда наблюдение за подступами к железной дороге осуществлялось ограниченными силами и главным образом с вышек. Безусловно, все понимали, что дневные вылазки намного рискованнее и труднее, но у нас не оставалось ничего другого. Тактику дневных ударов тщательно обсудили.