Коваль сидел в стороне, попыхивал трубочкой и вслушивался в приглушенные голоса. Его не особенно занимало то, о чем говорили, а больше интересовало, как говорили. Впервые за последние годы ему казалось, что он вновь на свободной земле. Пусть эта земля ограничена постами часовых, пусть свобода временная — завтра сюда могут прийти жандармы и растоптать ее коваными сапогами, но сначала они за это заплатят кровью, так как здесь их встретит партизанский отряд, — но это свобода… У него было ощущение, что они положили начало чему-то большому… Он отгонял от себя сомнения и страхи. Пусть этот вечер будет спокойным, своеобразной минутой передышки. И ему не хотелось признаться самому себе, что это спокойствие в некоторой степени объясняется тем, что он временно переложил с себя ответственность на представителя из округа. Ведь все решает здесь Бартек.
Выспались хорошо, хотя встали рано. Янек с утра разбил отряд на отделения, приступили к изучению оружия, немного занимались строевой подготовкой. Погода была хорошая, а настроение у людей боевое.
Командование планировало уже новую операцию. Хотели напасть на полицейский пост, так как людям кроме оружия необходимы обувь и одежда. Коза отправился на разведку в деревню. Коваль вторую половину дня провел с Бартеком, поскольку ночью тот уходил из отряда. Говорили о привлечении в свои ряды всех наиболее активных людей, о более широкой пропаганде идей и программы партии…
Матеуш сидел возле бункера и размышлял. Нужно оживить боевую группу, организовать в городе хорошую разведку, а не действовать на основе непроверенных слухов. Необходимо наладить постоянную радиоинформацию, иметь хороший гектограф и запас бумаги. Ну, и надежные явки. Надо привлечь к работе в качестве связных несколько девушек. Матеуш поздно лег спать. Не слыхал, когда возвратился Коза. Тот долго тряс его за плечо, пока не разбудил.
— У меня есть важные новости. — Коза был возбужден, немного даже запинался. — Отойдем в сторону…
И тон, и выражение лица Козы не предвещали ничего хорошего. Отошли к краю поляны.
— Ну говори…
— В городе аресты.
— Откуда знаешь?
— Шимеку сообщила Стаха.
— Что она говорит?
— Была стрельба. Схватили очень многих… Она знает, что взяли Кужидло, Гулу и еще некоторых.
— Она не наговорила многого от страха?
— Думаю, что нет.
Коваль молчал, собираясь с мыслями. И внезапно ему пришло в голову, что вновь жестоко изобьют Кужидло.
— Я должен возвратиться в Мнихов, — сказал он.
— Ты с ума сошел! Тебя же схватят!
— А может, не возьмут? Если не вернусь, Глиньский заявит в полицию. Вышли, дорогой, пару толковых ребят. Сейчас… Пусть разузнают обстановку.
Матеуш закурил трубку. Она беспрерывно гасла, он чертыхался и снова раскуривал. Его терзал страх за сыновей. Аресты в городе не могут быть случайными. Если на след организации напали, то доберутся и до семьи. Метека могли взять дома. Ведь они хватают не только виноватых…
После полудня явился связной от учителя и потребовал разговора с Ковалем с глазу на глаз. Из-за голенища сапога связной вытащил клочок бумаги и протянул Матеушу. Гестапо и жандармерия в Мнихове арестовали в эту ночь несколько десятков человек — пепеэровцев и аковцев. Подробности пока неизвестны, но, кажется, они выбрали наиболее активных. Учитель обещал прислать, как только узнает, более детальные сведения.
Матеуш сжег листок, кивком головы отпустил связного и, не отвечая на вопросы Янека, сел под деревом.
Коза вернулся из Домбровки уже вечером, шепнул Ковалю, что разведчики, пожалуй, возвратятся только завтра после полудня, и пошел спать. Кто знает, может, гестапо уже держит нить, ведущую к Шимеку? А в полдень посыпались вести. Немцы хватали людей внезапно, без шума, пока не дошла очередь до аковского поручника Рыся. Тот оказал сопротивление. Гранатами и пистолетом проложил себе дорогу. Говорят, что он убил несколько жандармов. В подвале гестапо беспрерывно ведутся допросы.
— Похоже на то, что в городе партийной организации у нас нет, — сказал Коза.
— А что с моими? — спросил наконец Коваль. Все время он надеялся, что Коза сам скажет об этом.