Сумерки встречали с неимоверным облегчением. Наконец-то… Солнце уже давно скрылось за лесом, темнота густела, размывала контуры деревьев. Где-то в стороне еще слышались одиночные выстрелы из карабинов, протрещали одна или две очереди, но тут же наступила тишина… В этой тишине Кречет не спеша переходил от одного партизана к другому и шептал:
— Отползай назад.
Метеку было немного жалко покидать углубление, в котором провел половину дня. Разрытая, пахнувшая прелью земля казалась ему почему-то особенно близкой.
Подофицеры молча строили своих солдат. Кто-то закашлял, и тут же на него заворчал Кречет. Только теперь они почувствовали усталость, ноги как бы налились свинцом. Спать… Повалиться здесь, где стоят, и спать. С правого фланга шепотом передали команду начать движение. Шли, спотыкаясь о корни, задевая за ветки. И тут же последовал новый приказ: поторопиться, но двигаться бесшумно.
Было около полуночи, когда остановились. Старшина раздал хлеб и сало. Все быстро съели и мгновенно уснули. Но отдых был непродолжительным. Вскоре все были опять на ногах. На марше к ним присоединялись отдельные группы партизан. От них узнали, что немцы сосредоточили в этом районе огромные силы.
Утром остановились на отдых. Правда, бой гремел где-то рядом, осколки залетали даже сюда. Но все же Рысь разрешил спать. Их вывели в резерв, а это значило, что немного времени для отдыха у них все-таки было.
Бой неумолимо приближался к ним. С передовой начали прибегать группы перепуганных, измученных людей.
— Немцы прорвали линию обороны! — кричали они.
— Стой! — заорал Рысь и выскочил вперед. — Стройся!
Люди нерешительно передвигались и беспокойно озирались по сторонам, не понимая, чего хотел от них этот человек. Наконец несколько человек остановились.
От того боя в памяти Метека остались какие-то не связанные между собой обрывки, звенело в ушах то ли от близкого разрыва мины, то ли от треска выстрелов… Кровь на мундире немца… Затем бежал куда-то рядом с Дикой Кошкой, на несколько секунд приостанавливался и стрелял с бедра. Только позднее он заметил, что несет в руке ремень с пустыми магазинами. Их группа прикрывала отход, отсекая пути продвижения передних Цепей немцев. Те же шли осторожно, залегали, встретив яростный отпор, поджидали подкрепление.
Наконец удалось оторваться. Полк расположился на привал в редком лесу. Достали провиант. Поели. Настроение несколько улучшилось.
— Одного не люблю, — шутил Дикая Кошка, — воевать на пустой желудок.
— Недолго осталось нам воевать, — отрезал Лелива. Он обошел часть лагеря и теперь говорил со злостью: — Много раненых. Нет оружия и боеприпасов.
— А Варшава? — спросил кто-то.
— Как до нее дойдешь?
— Разрази его гром!..
Пополз слух, что их распустят по домам. Смотрели на командиров. Рысь ушел на совещание и долго не возвращался. Люди нервничали, из-за пустяков возникали ссоры. Если слухи о демобилизации правда… Метеку не хотелось говорить даже с Фелеком.
Рысь вернулся только после полудня. Сразу же приказал Кречету собрать роту. Сбились в тесный полукруг. Рысь стал в центре. Видно было, что он устал. Глаза провалились, углубились борозды возле губ, лицо почернело.
— Шли мы на помощь Варшаве, — начал командир, — однако силы врага оказались большими. Сами знаете, сколько солдат мы потеряли. Командование приняло решение распустить отряды. Такие крупные формирования не оправдали себя. — Он замолк, но все ждали продолжения. Напряжение росло. — Те, кто может, возвращаются домой и там ждут дальнейших распоряжений. При первых же благоприятных обстоятельствах они снова вольются в ряды вооруженного Сопротивления. Те же, кто не может вернуться домой, пойдут в группу специального назначения под мое командование.
12
Антони Коваль шел с первой ротой. Двигались по понтонному мосту, вода хлюпала по бокам резервуаров, саперы поторапливали проходившие колонны. Командир батальона капитан Самойлов попробовал заговорить с регулировавшим движение лейтенантом, но тот только указал на свежие воронки от бомб. Перешли Буг. Вот и родная земля… Надо что-то сделать. Может, сказать солдатам несколько сердечных слов о дорогой Польше?.. Но клубы пыли над колоннами, скрип телег и лязг металла не располагали к лирике.
Скоро кончится июль. Почти пять лет назад он шел этими дорогами на восток. Были тогда и налеты авиации с черными крестами, и трупы на дорогах, и догонявшие его бронированные лавины. Вышел из окружения вместе с советским отрядом. Принимали каждого, кто хотел сражаться с оружием в руках. Потом были сборы разбросанных жизнью товарищей, работа на фабрике, наконец, Сельце в Рязанской области, армия, мундир, тяжелая, но захватывающая работа. Почти пять лет назад он брел одиноко, обходя немецкие патрули, а сегодня возвращался в длинной колонне вооруженных людей. Возвращался на родину… Впервые в истории польская демократия имеет конкретную силу. Имеет свою армию.