— Как там с привалом? — допытывался хорунжий Сушко.
— Завтрак будет согласно плану. — Самойлов развернул карту и, покачиваясь в такт шагам коня, водил по ней карандашом.
— Еще час марша, — добавил Рыбецкий.
— Слышал? — отозвался командир батальона. — Час. А теперь поторопи людей, а то растянулись.
— Немцев и так не догоним, — спокойно произнес Коваль, — бегут слишком быстро.
— Еще насмотришься на них, мой милый, — буркнул Самойлов, неизвестно почему недовольный этим замечанием. Помолчал минуту, а потом добавил: — Поздравляем вас со счастливым возвращением на родину. Батальону выскажу свои пожелания на привале.
Коваль шел рядом и молчал. Он не понимал этой спешки. Правда, на той стороне Буга они видели развороченные снарядами окопы, поспешно вырытые солдатские могилы, разбитые танки, сожженные тягачи, но потом следы боев начали исчезать. Из сообщений знали, что советские войска широко и далеко продвинулись по территории Люблинского воеводства. Раненые танкисты, которых они встретили ночью, рассказывали о преследовании, о коротких боях с немецкими арьергардами. Возможно, там организовывалась и укреплялась немецкая оборона.
Тягачи тащили противотанковые орудия. Рыбецкий махнул рукой, последняя машина остановилась.
— Подъедем до деревни? — предложил Антони поручник. — Там подождем батальон. — Он показал рукой в сторону видневшихся впереди крыш. Самойлов согласился, и Коваль побежал к машине. За ним поспешил связной Подъядло.
Дорога, насколько хватает глаз, была запружена войсками. Шли пехота, подводы с пулеметами, минометами, орудия, обозы, полевые кухни, снова пехота, артиллерия, колонны автомашин со снаряжением и боеприпасами. Где-то здесь в сентябре тридцать девятого они встретились с Рыбецким. У того было восемь солдат — столько осталось от истребленной в боях роты. Второй раз встретились в Сельце, куда Рыбецкий попал после долгих перипетий подполья. От Ленине они воевали вместе, в одном батальоне.
— Здесь сойдем. — Рыбецкий наклонился к Антони, указав на хату, спрятавшуюся в небольшом саду. Тронул шофера за рукав, тот притормозил. Соскочили и направились к калитке. Убогий двор, полуразвалившаяся от времени изба, покривившийся хлев и небольшой сеновал. Рыбецкий вытер покрывшийся потом лоб, усмехнулся, взглянув на Антони:
— Я как в парилке…
— Да, жара.
— Хорошо бы искупаться…
Около колодца стояла бочка с водой. Рыбецкий сунул в нее руку и воскликнул:
— У меня есть идея! Подъядло, дай какую-нибудь посудину. — Повернулся к Антони: — Раздевайся! — И начал снимать гимнастерку.
Подъядло уже нес небольшой тазик, отложил автомат, засучил рукава.
— Почему здесь так пусто? — поинтересовался Рыбецкий. — Автомат держи под руками, — сказал он связному.
Антони тоже внезапно почувствовал тишину. Возле соседних домов бегали дети, кричали, стараясь обратить на себя внимание. Здесь же не было ни живой души.
— Лей. — Рыбецкий наклонился, подставил руки.
Вытирались по очереди полотенцем. И вдруг увидели женщину. Она медленно шла от хаты, немолодая, сгорбленная. Бледное лицо, глаза глубоко ввалились. Не дойдя несколько шагов, остановилась.
— Добрый день, мать! — нарушил тишину Рыбецкий. — Вылили всю вашу воду, но нам хотелось немного умыться.
— Наши, — шепотом произнесла женщина, — армия…
— Да, мы из польской армии.
— Пришли…
— Да, мать.
— А у меня нечем вас встретить.
— Не надо, — произнес сдавленным голосом Антони. — Нам ничего не надо.
— Поздно пришли. — Казалось, женщина не слышала, что ей говорили. — У меня уже никого нет.
— О чем говорите, мать?
— Нет сыночков, нет отца. Я не плачу… Уже выплакала все слезы. И бога тоже нет. — Женщина наклонилась к Рыбецкому. — Нет… Ведь он не допустил бы этого.
Она внезапно отвернулась и пошла к хате. Антони двинулся было за ней, но Рыбецкий остановил его:
— Не надо. Чем ты ей поможешь?
Вышли на дорогу. Рыбецкий оглянулся на хату и сказал: