— Я встал из-за бюро, за которым работал, взял пальто с вешалки, наклонился, чтобы поднять кейс… и упал на колени. Крови я потерял много, — продолжал он, видно решив раз и навсегда покончить с историей со шрамом. — Моя секретарша заметила меня не сразу лежащим на полу без сознания и подумала, что я мертв. Но «скорую помощь» вызвала, и доктор мне сказал, что, если бы она обнаружила меня десятью минутами позже, я бы на самом деле был трупом.
Руки Эдны порывисто обвились вокруг его шеи, и она крепко его обняла.
— Получилось так, что я заработал прободение язвы. Врачам изрядно пришлось повозиться со мной. Оперировали второпях, поэтому рубец такой некрасивый.
— Боже мой! Неужели ты не знал, что с тобой не все в порядке?!
Только теперь до нее дошло: вода и фруктовые соки. Вот почему он ничего другого не пьет.
— Мой желудок всегда меня беспокоил во время трудных деловых переговоров, а тот день был не хуже и не лучше, чем обычно.
— Беспокоил?! У тебя была язва, а ты говоришь, он беспокоил тебя не больше обычного?
— О'кей. Он действительно побаливал. Но я глотал парочку таблеток — и порядок!
— Юджин, прекрати! Ты ведь чуть не умер.
Она услышала в темноте, как он нервно сглотнул.
— Да, знаю.
— И тебе такая жизнь нравилась? Она ведь чуть тебя не убила.
— Не могу объяснить этого, Эдна. Это похоже… на зависимость от наркотиков. От этой страсти очень трудно избавиться.
— Когда это с тобой случилось… ты решил все бросить?
— Нет, это было позже.
И он замолчал. Эдна почувствовала, как он вдруг напрягся.
— Юджин? Что произошло позже? — Прежняя Эдна не стала бы настаивать, но сейчас что-то в ней переменилось, рухнул какой-то барьер, дотла спаленный жаркой любовью. — Не говори, что ничего не случилось. Ты же бросил карьеру и привычную жизнь. — И она добавила наугад — Противопоставил себя семье?
Его затрясло так, будто сквозь него пропустили ток. Раскаяние захлестнуло Эдну: видно, она тронула открытую рану. Ей следовало быть поосторожней, долголетние наблюдения за взаимоотношениями дядюшки Бена с ее родителями кое-чему должны были ее научить…
— Извини, — робко сказала она. — Я не должна быть любопытной… Впрочем, ты сам упоминал про свою семью.
Он подозрительно долго молчал, и как раз тогда, когда она уже решила смириться с его молчанием, его словно прорвало:
— У меня… бывали сновидения. Когда я лежал в клинике, мне приснились ребятишки на пикнике… Они играли, смеялись, потом сгрудились вокруг какого-то человека. Это был Вениринг с кучей игрушек… Неожиданно дети увидели меня и бросились врассыпную. — У Юджина вырвался безрадостный смешок. — Сон, навеянный чувством вины… Но я никогда до того момента не чувствовал себя ни перед кем виноватым. Когда я проснулся в то утро, Вениринг стоял в моей больничной палате. Он ничего не говорил, а просто молча смотрел на меня. Затем покачал головой… На лице у него было такое… ужасно печальное выражение. Я никогда не видел ни у кого такого взгляда. Я попытался спросить, чего он хочет? Но слова не шли из горла… Я не знал тогда, что его уже нет в живых.
— И тогда ты решил покинуть мир бизнеса? — предположила Эдна.
— Нет, не тогда, — сказала он, и в его голосе прозвучали знакомые жесткие нотки. — Тогда я был упрямым ослом, чтобы понять знамение. Я уже говорил тебе: я вышел из игры, когда узнал, что Вениринг покончил жизнь самоубийством. А случилось это через какое-то время после того, как я окончательно поправился. Клянусь, Эдна, — подтвердил сухо Юджин. — Он стоял у моей кровати. Он меня разбудил. Сиделка заподозрила что-то и вошла в палату. Когда она открывала дверь, я его еще видел, а потом он исчез. Естественно, я решил никому никогда ничего не рассказывать об этом.
При его словах Эдну обдало горячей волной сочувствия.
— Эдна! Это не было продолжением моего сна, понимаешь? Я остро чувствовал все происходящее вокруг меня, — укол внутривенного вливания, проклятую боль в желудке, слышал телефонный звонок в кабинете врача, ощущал надоевшие запахи стерильно чистой клиники….
— Я верю тебе, — сказала Эдна мягко, ее самолюбие приятно щекотала мысль, что он доверился ей.
— Ты… ты в самом деле веришь мне?
— Конечно, верю. Верю, что ты видел его. Ведь ты не сумасшедший. Правда, я не могу объяснить случившееся, но это неважно.
Юджин почувствовал, как мучившее его напряжение начало спадать. Его тело обмякло, расслабилось.
— Я даже рада, что Вениринг появился в твоей палате тогда. Иначе ты бы не решился бросить бизнес, который едва не погубил тебя.
— Однако вопрос в другом. Почему он пощадил меня? По правилам игры он должен был отомстить.
Эдна потянулась и привстала, опершись на локоть.
Каюту освещал лишь слабый свет, лившийся из иллюминатора. Однако глаза девушки привыкли к полумраку, и она хорошо различала контур лица Юджина. Ей и не нужно было его видеть. По страдальчески искаженному голосу она понимала, что он чувствует, и порадовалась окружающей их темноте. Возможно, это облегчит ему исповедь…
— Может быть, он знал, что ты сам себе придумаешь наказание пострашнее, чем это сделал бы он? Ты ведь расплатился с долгами, Юджин?
Даже в полумраке она чувствовала, как он пристально смотрит на нее, и это было — почти как физическое соитие…
— Я?.. Не знаю… — Снова повисла тишина.
Эдна терпеливо ждала.
— Я так упорно отталкивал тебя… Я не заслуживаю такого счастья… Но ты сказала, что это ради тебя самой… И я подумал… Черт побери, я не знаю… Я ничего не знаю…
— Но я знаю. — В голосе Эдны прозвучало волнение. — Я никогда не буду прежней, — сказала она, и ее рука нежно скользнула вниз по его животу, а потом и его руки обвились вокруг ее талии.
Юджин сладостно простонал, когда она начала ласково поглаживать его.
— И я уже не буду прежним.
Руки мужчины крепко обняли ее и потянули на себя. И Юджин Акула, бывший хищник, еще раз подарил всю свою необузданную страсть скромнице Эдне.
9
Пронзительное дребезжание телефонного звонка вырвало Эдну из мира сновидений. Однако она упрямо цеплялась за последний сон не сон, а скорее эротическое видение, в котором обнаженный Юджин нетерпеливо ожидал ее в теплых густеющих сумерках…
Внезапно ворвавшийся в ее полугрезы голос Юджина стряхнул остатки сонливого тумана.
— Мне жаль, отец, — услышала она.
Эдна вскочила с постели. Юджина не было в каюте, но она готова была поклясться, что слышит его голос.
А-а… Это Пират. Она про него совсем забыла. Попугай сидел на жердочке в трех футах от койки.
Эдна рассмеялась, поняв, что птица с удивительной точностью воспроизвела телефонный звонок и передразнила голос Юджина.
— Я знаю твое мнение, — вещал попугай.
Улыбка на лице Эдны погасла. Как все странно, подумала она, прислушиваясь к болтливому попугаю, который воспроизводил явно неприятный телефонный разговор.
Но где же сам Юджин?
Эдна не слышала, как он ушел и когда принес Пирата в каюту.
Она вдруг залилась пунцовым румянцем, охваченная приступом прежней застенчивости, хотя единственным свидетелем ее грехопадения был всего лишь маленький попугай. Она не знала, что делать, что говорить Юджину, когда он появится. Одежды у нее с собой не было: купальник либо уплыл в неведомые дали, либо утонул.
— Она сводит меня с ума, Пират.
Эдна замерла, завязывая концы спасительного полотенца над грудью, и уставилась на попугая, поскольку птица обращалась сама к себе голосом хозяина.
Кто она? Женщина, о которой Юджин так часто говорил с птицей, что та выучила целые фразы?
— Да, она племянница Бена. Но, черт побери! Я хочу ее… — раскрыл тайну попугай, в совершенстве имитируя и ругательства хозяина, и отрывистость тона. Эдна задохнулась от радости: Пират говорил про нее! О Господи, Юджин желал ее еще до того…
Счастье переполнило ее душу. Робость и смущение исчезли. Она открыла дверь и вошла в капитанскую каюту. Юджина там не было, но со стороны рулевой рубки доносился разговор, и Эдна замерла на месте, различив обрывки фраз: