— Не подходи слишком близко, — велел Роб. — Ему может не понравиться.
Но тигр не обращал на них ни малейшего внимания. Его интересовало только одно: движение взад-вперёд. И на него было трудно смотреть — такой он был огромный и яркий.
— Прямо как в стихотворении, — прошептала Сикстина.
— Что? В каком?
— Помнишь, стих такой есть? «Тигр, тигр, слепящий свет, ты во мрак лесов одет»[1]. Всё точно! И вправду ослепнуть можно!
— Ага! — Роб согласно кивнул.
Ему понравились слова, пружинистые и звериные, как метание самого тигра. Он уже собирался попросить Сикстину их повторить, но она вдруг резко повернулась к нему и требовательно спросила:
— Что он тут делает?
Роб пожал плечами:
— Не знаю. Его, наверно, Бошан купил.
— Купил? Что ему тигр игрушка, что ли?
— Не знаю, — повторил Роб. — Мне просто нравится на него смотреть. Может, и Бошану тоже. Может, он просто приходит сюда и смотрит на него?
— Вот жадина! — возмутилась Сикстина.
Роб снова пожал плечами.
— Но такого тигра нельзя держать в клетке. Это неправильно, — продолжала Сикстина.
— Что ж тут поделаешь? — отозвался Роб.
— Мы могли бы его выпустить. Освободить! — Сикстина снова упёрла руки в боки. Эту её позу Роб уже хорошо знал, и она ему порядком надоела.
— Да как его выпустишь? — сказал он. — Смотри, какие замки.
— Можно подпилить.
— Неа. Нельзя.
От одной мысли о том, чтобы выпустить тигра на свободу, ноги у Роба зачесались, как бешеные.
— Мы обязаны его выпустить. — Сикстина говорила громко и уверенно.
— Тихо ты. Не наш это тигр, не нам и выпускать, — возразил Роб.
— Не наш, но спасать его будем мы, — не уступала Сикстина.
Тигр вдруг остановился. И навострил уши. Они стояли торчком и чуть подрагивали, а сам он смотрел куда-то вдаль, мимо Сикстины и Роба.
— Тссс! — Роб приложил палец к губам.
Тигр чуть наклонил голову. Все трое прислушались.
— Машина, — сказал Роб. — Сюда едет машина. Это Бошан. Надо сматываться. Пошли скорее.
Он схватил Сикстину за руку и потащил в лес. Она бежала послушно, не отнимая руки. Её ладошка была невозможно маленькой, крохотной. Словно только вылупившийся птенец. Или скелетик птенца.
Они бежали, и Роб ощущал биение своего сердца. Оно билось по-особому: не от страха, не от бега, а от чего-то другого. Как будто его душа вдруг выросла — там, в животе, — и подпёрла все остальные органы. И сердце тоже. Ощущение было странно знакомое, точно уже испытанное, только Роб не мог вспомнить, как оно называется.
— Он за нами гонится? — одними губами спросила Сикстина.
Роб пожал плечами. Но держать Сикстину за руку и одновременно поднимать и опускать плечи было не очень удобно.
— Хватит дёргаться, — прошипела Сикстина. — У тебя на всё один ответ! Только и знаешь, что плечами пожимать. Я твоими пожималками по горло сыта!
Робу тут же вспомнилось: Уилли Мей говорит, что он, когда пожимает плечами, дёргается, как костлявая птица, которая силится, но не может взлететь. Ему это сравнение вдруг показалось смешным. Настолько смешным, что он громко рассмеялся. И Сикстина тоже рассмеялась. Даже не спросив, над чем он смеётся. Даже не отпустив его руку. Она бежала и смеялась. И Роб сразу понял, как называется чувство, которое торкается внутри и переполняет его до краёв. Счастье. Вот как это называется.
Глава 15
Когда они вышли из леса к стоянке возле мотеля, уже стемнело. А они изнемогали от смеха — даже ноги с трудом передвигали.
— Роб? — окликнул отец с террасы, от двери, ведущей в их комнату.
Из-под двери и меж занавесок сочился слабый свет: там работал телевизор, чуть подсвечивая отцовскую фигуру сзади.
— Да, сэр? — отозвался Роб. Отпустил руку Сикстины. И замер.
— Где ты был?
— В лесу.
— А ты всё сделал, что было поручено?
— Да, сэр.
— Кто это с тобой? — Отец вглядывался во тьму.
Сикстина выпрямилась и как-то подобралась.
— Это Сикстина, — ответил Роб.
— Угу, Сикстина, — повторил отец. — Ты где-то тут живёшь? Неподалёку? — спросил он.
— Да. Но я тут ненадолго, — ответила Сикстина.
— А твои родители знают, где ты ходишь?
— Я как раз собираюсь маме позвонить.
— В бельевой есть телефон-автомат, — сказал отец.
— В бельевой? — Похоже, Сикстина не поверила своим ушам. И вызывающе упёрла руки в боки.
— У нас в комнате телефона нет, — тихо подтвердил отец.