Выбрать главу

- Нет, Штаден, нам не нужен командир над орудием. И расчет у нас достаточный. Вернется начальство - с ним и толкуй. Нет, меня это не интересует, и да, не надо рассказывать нам про свои подвиги, мы о них слышали - отбрехивался от подошедшего Хассе. Впрочем, довольно вежливо, без грубостей. Но притом - непреклонно. Гость был настырен, но тут его коса нашла даже не на камень, а на стенку из тесаного гранита. В итоге этот непонятный чужак плюнул в досаде и ушел дальше, аккуратно перешагивая через валяющиеся в омерзительном безобразии трупы.

- Кто это? - полюбопытствовал Пауль из Шпицбергена.

- Ты же слышал! Генрих Штаден, кто же еще.

Надо было полагать, что сам старший канонир абсолютно уверен в том, что это имя и фамилия настолько хорошо всем известны, что и добавлять ничего не надо. Паштет пожал плечами. Вообще-то лишний здоровый и умелый вояка в пушкарях не помешал бы. Хотя с чего-то Паулю не очень бы хотелось заполучить такого камарада. И сам бы не сказал - с чего такое ощущение.

- Не слыхал! - усмехнулся Шелленберг.

- Да, не слыхал - согласился с ним Паша, чем сильно снизил иронический настрой компаньонов. Они переглянулись, явно вложив в это действо извечное "Эта молодежь ни черта не знает!", хотя и были нисколько не старше Паштета, разве что от лихой жизни солдатской выглядели сильно потасканными и потертыми, отчего внешне в отцы годились, особенно тощий и морщинистый "Два слова". А налитой и хорошо кушавший попаданец - как раз ровно наоборот выглядел моложе своих лет.

- Фанфарон и трус - коротко охарактеризовал ушедшего не солоно хлебавши гостя молчун.

- Да, именно так - подтвердил и Хассе. Потом покачал укоризненно головой и продолжил, что разумеется, храброму воину, нужно уметь рассказывать про свои героические подвиги, иначе наниматель может не понять, какое сокровище будет служить в рядах его войска. Паштет кивнул, что-что, а то, что "Реклама - двигатель торговли" он помнил отлично. Канонир удовлетворился этим согласием и продолжил говорить о том, что бывает, конечно, что и в запале и поэтическом воодушевлении храбрый воин может капельку преувеличить свои заслуги. В конце концов именно так и рождались старинные баллады и легенды о великих героях. Но меру все же надо знать, особенно когда заливаешь это в уши своим же камарадам, которые знают тебя как облупленного. И одно - когда идет застольная болтовня, подогретая вином и водкой, а другое - когда все выдается на полном серьезе. Такое портило репутацию даже и заслуженным людям, признанным всеми героям.

С этим Паштет совершенно не стал спорить, потому как с детства запомнил свое удивление, когда узнал, что брехливый барон Мюнхаузен, выставленный в сборнике его баек сущим треплом, на деле был суровым и заслуженным воином, ротмистром созданного в Санкт-Петербурге императорского кирасирского полка, отличившимся не раз в русско-турецкой войне и трепотня про полеты на ядре и скачках на половине лошади - были как раз о тех событиях, когда нанятый царицей немец был в боях. Боевые награды и отличная репутация сильно не совпадали с шутовским образом фантазера.

Да и в быту смехотворный балабол был отнюдь не таков, как его опозорили в книжке. Очень удивило побывавшего в Боденвердерском музее Мюнхаузена попаданца, что если засидевшегося гостя барону не удавалось спровадить вежливо, то он нажимал на специальный рычажок в гостевом кресле, отчего из сидения в седалище непонятливого тут же впивался здоровенный гвоздь. И, как правило, этот тонкий намек невежды понимали отлично и откланивались тут же. Как-то это не соответствовало создавшемуся позже образу несерьезного болтуна и фигляра. Обсуждать это с камарадами не имело смысла, потому как Иероним фон Мюнхаузен сейчас еще и не родился даже, но мысль понятна, и посыл яснее ясного, привычны немцы привирать про свои подвиги, это для них совершенно нормально, вон откуда ноги растут у той мемуарной лжи, что бурно расцвела после разгрома Третьего рейха.

Так вот этот Штаден позорил звание достойного немца неудержимой и чудовищной брехней. В ней не было никаких оснований и при том она не носила характера бескорыстного (в отличие от мюнхаузеновской, как для себя понял Паштет). Корыстен был Штаден до безобразия и за это его не терпели камарады. Взял его было на службу Йохан в свои кромешные войска, но и там чертов выскочка все завалил. Позорит он имя немецкого воина, а это наносит убыток всем. И то сказать - последним "подвигом" чертового, прости за грубое слова святой Рох, трепача было то, что поставили якобы его охранять брод. И командовал он двумя сотнями московитов. Застава оказалась на пути орды и все погибли, кроме Штадена, которого якобы в пылу боя сбросили в реку и течение унесло его, спася от верной гибели. Судя по брезгливому выражению загорелого лица старшего канонира он ни на грош в эту историю не поверил.