Разговор становился более сердечным.
— Эх, — вздохнул дядя Миша, — вот если бы ты еще в преферанс умел играть!
Яшка не понял, о чем говорил повар, но ему не хотелось показать, будто он чего-то не знал.
— А я могу.
— Вот это замечательно! — дядя Миша потер руки. — Значит, сразимся.
— Ага, — подтвердил Яшка, тоже потирая руки и не имея никакого представления, что это будет за сражение.
— Ну, а скажи, — дядя Миша не поверил, чтобы мальчик умел играть в такую сложную игру, и решил проэкзаменовать его: вот играли мы, и у меня на руках было: четыре старших пики в коронке, туз треф, три старших бубны, тоже в коронке, король и валет червей. В снос я сбросил две маленьких червы и нечаянно объявил: девять червей! Сколько, по-твоему, набрал я взяток, если ход был мой?
Мальчик с испугом смотрел на повара и спросил:
— Вы про что это?
— Игра такая.
— Какая «такая»?
— В карты. Играешь в карты?
— В карты играют жулики! — сердито закончил разговор Яшка и пошел прочь от кухни.
— Погоди, Яша! — крикнул ему вдогонку повар.
Но Яшка не обернулся. Лучше он будет бегать с собаками, чем разговаривать с картежником.
Дядя Миша очень огорчился, а тут еще появился Самойленко. Этот матрос ненавидел карты и при каждом удобном случае изводил всякого, кто играл в них.
— О це знаменитый хлопец, гарно вин тебе! — обрадовался матрос. Он слышал разговор.
— Ну, ладно, ладно, — заворчал дядя Миша. — Не твое дело, смоленая душа.
А Самойленко разошелся и гремел уже на весь пароход:
— От хлопец! От здорово! Як вин тебе! «В карты играют жулики!..»
К камбузу подошло еще несколько человек.
— Чего ты пристал к нему? — сказал кочегар Томушкин, грозно наступая на Самойленко.
Томушкин в команде по росту был самым маленьким человеком, но не самым незаметным. Ни одно происшествие на пароходе не обходилось без его участия.
— А тоби що за дило? — хохотал Самойленко.
— Мое дело простое, — заявил Томушкин, — возьму тебя за шиворот и провожу к капитану. Зачем мешаешь человеку трудиться?
И для острастки Томушкин привстал на цыпочки, будто он и в самом деле мог достать шиворот высокого матроса.
— Тихо, тихо! — примирительно сказал Самойленко, но сам попятился от грозного маленького кочегара. — Видали, який комендант знайшовся?
Не торопясь и что-то пережевывая на ходу, в камбуз вошел боцман.
— Так, — сказал он и наклонился, чтобы прикурить от огня под плитой, — мальчишку этого необходимо посадить в канатный ящик.
— Так уж и в канатный? — раздался с палубы голос старшего помощника капитана.
Старпом проходил мимо камбуза. День был солнечный и теплый. Почему же не остановиться лишний раз на палубе? Кроме того, здесь что-то происходило.
Яшка стоял у борта и не мог понять, из-за чего спорили люди.
И вдруг среди всеобщего шума резко выделился один голос:
— А что, собственно, здесь происходит?
Спорщики обернулись.
На палубе стоял человек небольшого роста, очень молодой с виду и коренастый.
Одет он был совсем неподходяще для северных мест: в одной легкой рубашке, в трусиках с большими карманами и в сандалиях на босу ногу.
Все спорщики разом притихли и почтительно поздоровались.
Старший помощник выступил вперед.
— Понимаете, Александр Николаевич, хотим мальчишку в канатный ящик посадить.
— Отлично! — воскликнул человек в коротких штанах. (Яшка мысленно уже назвал его «физкультурником».) — Занятно! Которого же?
— Этого, — показал старпом на Яшку.
— Так, понятно, — физкультурник тряхнул головой. — А зовут тебя как?
Яшка отступил от него и тоже спросил:
— А чего вы в таких трусиках ходите?
— А вот хочу и хожу, — улыбнулся физкультурник.
— Ну и ходите.
Матрос Самойленко крякнул:
— Ось, який хлопец!
А старший помощник из-за спины погрозил кулаком.
Яшка ничего не понимал. Почему люди молчали и как-то странно переглядывались? Кто этот человек в трусиках? Может быть, главный какой? Но разве главные ходят в этаком виде?
В один миг в яшкином уме возникло сто вопросов. И на всякий случай он решил отвечать.
— Яшкой меня зовут.
Физкультурник снова улыбнулся.
— А фамилия?
— Кубас.
— Кубас? Стой, стой, а из каких же ты мест?
— Тихое — наше село называется.
— Из Тихого?
Физкультурник подошел к Яшке, взял его за подбородок и стал разглядывать яшкино лицо.
— Кубас из села Тихого, — бормотал он, — постой, а не твоего ли отца звали Иваном Кондратьевичем?