Разумеется, тот обладал таким же безошибочным чутьем на подобные заведения, как и майор. Но поскольку Мужен явился в отель под утро и с тех пор из его комнаты не доносилось ни звука, Оуэн решил, что сосед еще спит.
Француз бесцеремонно облокотился на стойку напротив Мак-Лина, с которым, как было видно, они уже близко сошлись, и это возмутило майора и даже вызвало у него какое-то странное чувство, похожее на ревность.
Мак смотрел то на одного, то на другого, ожидая, что они обменяются приветствием или рукопожатием. Наверное, он знал, что они плыли на одном корабле.
— Хороший денек, сэр… — произнес он по-английски, протягивая майору виски.
Оуэн нахмурился и не ответил. Он так и сидел, нахохлившись, пока Мужен оставался в баре. Человек из Панамы наконец решил уйти.
— Вы разве не знакомы? — спросил Мак.
— Знакомы…
— Он мне сказал, что вы плыли на одном корабле…
— Но не вместе…
— Вы знаете новость?
То ли из-за своей худобы, то ли из-за множества морщин или из-за красноватых век, даже когда Мак-Лин улыбался или подмигивал, казалось, что он вот-вот расплачется.
— Слышите? Они снова его зовут.
— Кого?
— Радиста. Он так и не возвращался на борт. Его не было на посту, когда поднимали якорь. Все обыскали. Отложили отплытие. Теперь решили идти без него, потому что второй помощник умеет обращаться с приборами. Они надеются, что он появится через четыре недели, когда «Арамис» придет обратно…
Мак смотрел на Оуэна с заговорщическим видом, и майор понимал, что он этим хочет сказать.
Конечно же, пассажирка из шлюпки обвела его вокруг пальца. Во время плавания он только мешал и его терпели, боясь, как бы он ее не выдал… Должно быть, оба они — женщина и радист — потешались над ним, он-то слышал из рубки, как Оуэн крутится на палубе, барабанит по чехлу и говорит шепотом.
— Клиент, который сейчас был здесь, в курсе?
— Да, сэр… Пока корабль в порту, искать радиста бесполезно, но едва «Арамис» выйдет в море, мы узнаем, где он скрывается.
— Откуда?
— Слушайте внимательно… Скорее всего их нет в городе… А если они здесь, то остановились у кого-то из местных жителей, а не в одном из трех отелей… Я думаю, они взяли такси и поехали в другое место, в Туапуна, Пунауйа, Марао, а может, и дальше… Деревни здесь расположены вокруг острова каждые шесть-семь миль… Шофер такси — маори. Он вернулся в город и будет молчать, пока корабль стоит в порту… А потом проболтается приятелям… Понимаете, сэр?
— Вы рассказали это французу?
— Да, в общих чертах, сэр… А что, нельзя было?
— Его это интересовало?
— По-моему, да.
— Как только корабль отойдет, я смогу получить какие-то сведения?
— Я пошлю Кекелу, чтобы он расспросил приятелей…
Заходили новые посетители, у каждого было свое, раз и навсегда отведенное ему место, и Мак тотчас же устремлялся им навстречу. Судя по разговору соседей Оуэна, один из них был адвокат, другой — торговец антиквариатом, его лавку майор видел, когда сошел с корабля. Оба с интересом разглядывали Оуэна.
Появились новые лица — их майор уже встречал накануне в «Лафайет» или «Моане». Каждый, войдя, бросал любопытный взгляд на майора.
Так или иначе, он неизбежно должен будет войти в их круг. Это вопрос дней, часов, вопрос случая. Наверное, они уже навели о нем справки?
— Скажите, Мак, вы не знаете, куда отправился тот тип, что был здесь? — спросил он по-английски.
— Не знаю, сэр, он спросил меня, где можно найти такси.
Оуэн чувствовал себя очень усталым, каким-то размякшим… Он не желал признаваться в том, что это просто старость, но увы, такова была истина. С некоторых пор это с ним случалось часто, и тогда требовалось несколько стаканов виски, чтобы придти в форму.
Рядом говорили:
— Значит, они уходят без радиста? А известно, кто его захороводил?
— Это не местная… Я только что с корабля… Около часа назад матрос, мывший верхнюю палубу, обнаружил, что в одной из спасательных шлюпок кто-то находился во время плавания… Там нашли остатки пищи, пустые бутылки и женский гребень… Эта шлюпка — как раз напротив рубки радиста, поэтому… Он совсем юнец… Двадцать два года… Это его первое плавание… Члены команды его плохо знают, он ведь почти не выходил из каюты…
Ночью впускал к себе женщину. А Оуэн тем временем напрасно дожидался возле шлюпки… Англичанин не испытывал ревности, просто ему было досадно… Главным образом, он злился на самого себя. Уже много раз после отъезда из Канн у него возникало ощущение, что он суетится напрасно. Точнее, это напоминало его сон. Он не чувствовал себя уверенно. Что-то разладилось в нем самом.