Пассажиры империала

Индивидуум? Да ты смеёшься, голубчик! Индивидуум!

Время всех этих пьеров меркадье кануло в вечность, и, когда случайно вспоминалась их прежняя нелепая жизнь, люди пожимали плечами с чувством презрительной жалости.

И всё-таки именно пьеры меркадье виновны в том, что случилось.

Да, но Жанно не должен знать, что такое война!

Для этого Паскаль в течение четырёх лет и трёх месяцев выполнял свой долг.

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ 31 Перевод А. Голембы

Вновь долгим временем обоз осенний движим,
Вновь шествовать волам, медлительным и рыжим,
Вновь синью пронзена засохшая листва,
Октябрь — электроскоп, лишь дрогнувший едва.

Дни каролингские. Мы — короли испуга,
Мечты у нас бредут вслед за стадами с луга;
И знаем мы едва про гибель на меже,
И о делах зари закат забыл уже.

Мы бродим по пустым заброшенным жилищам,
Без жалоб, без цепей, без слёз по пепелищам,
Мы призраки зари, мираж средь бела дня,
Фантомы жизни той, где жгла любовь меня.

Вновь — гардероб былых привычек, пересудов,
Вновь — двадцать лет спустя. Вновь тысячи Латюдов 32
Шагают взад-вперёд в Бастилиях своих,
Ни холод и ни зной не задевают их.

Бессмысленных речей вновь наступила эра,
Считает человек, что ум и честь — химера,
И на устах его, бесцветен и фальшив, —
Исчадье радио — затасканный мотив.

Да, только двадцать лет. Да, только детства дата.
Быть может, велика за первородство плата,
Коль видеть довелось, как двадцать лет спустя
По тем же рытвинам с тобой идёт дитя.

Вновь — двадцать лет спустя. Ирония заглавья,
Вместилась наша жизнь в него с мечтой и явью,
В нём тень былых страстей, дерзаний и сердец:
Насмешливым бывал старик Дюма-отец!

Теперь она одна — всех лучше, всех красивей,
Как осень рыжая под небосводом синим, —
Я вижу в ней любовь, надежду и беду,
И я, считая дни, её посланья жду.

Час юности уже прошёл, когда с тобою
Мы встретились, и жизнь не щедро нам обоим
Дни счастья отвела, но это — счастья дни,
И люди говорят о нас с тобой: «Они».

Зачем тебе жалеть о том повесе юном,
Исчезнувшем, как след, змеившийся по дюнам,
Как птичьи письмена на влажности песка,
Что первая ж волна слизнёт наверняка.

А мы меняемся — как тучи в синей глади.
Согрела ты меня, мне нежно щёки гладя,
Со мною ты была в дни горя и тоски,
И вновь ладонь легла на белые виски.

Любовь, любовь моя — и ныне, как вначале,
Со мной ты в этот час, в миг сумрачной печали,
Где я теряю всё — и нить поэмы новой,
И голос радости, и самой жизни нить.
Хочу тебе сказать: «Люблю», но это слово
Мне без тебя лишь боль способно причинить.

ОТ АВТОРА

По моему совету Гослитиздат, изменив порядок опубликования во Франции произведений цикла «Реальный мир», выпускает вторым томом — после «Базельских колоколов» и перед «Богатыми кварталами» — книгу «Пассажиры империала».

Хотя этот роман написан через четыре года после «Богатых кварталов», его можно читать совершенно независимо от них. Кроме того, охватываемый им исторический период начинается на двадцать лет раньше того времени, к которому относится действие книги «Богатые кварталы». Заканчивается он несколько позднее, но это значения не имеет. Важно то, что действующие лица «Базельских колоколов» и «Пассажиров империала» встречаются и в романе «Орельен», затем сами они или их отпрыски появляются и среди действующих лиц романа «Коммунисты», к которому сходятся все нити цикла «Реальный мир», — роман этот был дважды издан в СССР. Возможно, что советские читатели не могли в такой мере, как читатели-французы, освоиться с многочисленными персонажами этого завершающего произведения, которые исходят или переходят в него из предшествующих романов. Знакомство с этими романами помогает глубже понять образы людей, созданные в книге «Коммунисты».

Арагон

БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

«Пассажиры империала» — роман Арагона, входящий в цикл «Реальный мир». Книга была на три четверти закончена летом 1939 года. Последние страницы её дописывались уже после вступления Франции во вторую мировую войну, незадолго до мобилизации автора. Арагон унёс с собой на фронт гранки нового романа, он правил их в Дюнкерке, где французская армия дожидалась эвакуации в Англию.

31

Это стихотворение написано в октябре 1939 года в действующей армии, через несколько месяцев после того как автор закончил «Пассажиров империала», и оно не предназначалось для включения в эту книгу. По предложению нью-йоркского её издателя, который прочёл эти стихи в «Нувель ревю франсез» (в номере от первого декабря 1939 года), автор добавил их к роману, как это было сделано в английском переводе. Из-за определённых событий книга вышла на французском языке после опубликования её перевода на английский. События эти были трагическим комментарием к ней, и невозможно, чтобы отзвук их не нашёл себе место на последних страницах книги. Как из всякой смерти возрождается жизнь, а из всякого ужаса — надежда, так и в конце этой драмы должен был появиться твой образ, — тебе были посвящены эти стихи (и эта книга), тебе, с кем неразрывно связаны мои мечты, тебе, дорогая, чьё имя я пишу здесь, чтобы отогнать мрачные тени. — тебе, Эльза, благодаря которой я верю в будущее. (Примечание автора к изданию 1942 года.)

32

Латюд Жан-Анри (1725–1805) — французский офицер, которого мадам де Помпадур, фаворитка Людовика XV, посадила в тюрьму, где он пробыл, без суда и следствия, 35 лет. (Прим. ред.)