Выбрать главу

Во время отёла важенок, в стадо оленеводы берут отдельных собак, спокойных хорошо слушающих команды. Умеющих понимать хозяина, обходить и не тревожить новорождённых телят, отгонять хищников: птиц и песцов, от стада. Транспортные олени выпасались отдельно от маточной и ежедневно подгонялись к чумам для отлова упряжных оленей. Маточная часть стада, «теляа кэрх» выпасалось в устье реки Хынг-харвута.

В хорошую солнечную погоду родители всегда брали нас, мальчишек, с собой стадо. Здесь мы узнавали много нового об оленях. Учились как вести наблюдение за поведение животных в стаде, как их распознавать, чем питаются олени. Знакомились с местностью и птицами. Однажды, когда мы с отцом дежурили и осматривали стадо с невысокого холма, я заметил, что одна важенка ведёт себя не спокойно и всё время «хоркает». Об этом я спросил отца. «Она потеряла телёнка, или телёнок заблудился, упал в яму, – ответил отец, – поедем поищем». Осмотрев район, где тревожилась важенка, мы нашли телёнка. Отец осторожно поставил его на ноги и хореем направил в сторону матери. Заплетающими ногами малыш неуверенно побежал к матери. Телята беззащитны и уязвимы лишь в первый день рождения, на второй день уже хорошо бегают и практически не отстают от мамы. После первого же кормления молоком, мать узнаёт своего телёнка среди множества других телят.

Осмотрев в бинокль стадо и убедившись, что всё спокойно, отец развёл костёр и поставил чайник. Наслаждаясь душистым чаем под лучами весеннего солнца, я спросил его:

– Айе(Пап), а ты помнишь своё первое свидание?

– Свидание? – переспросил он меня, – да, помню, а может, что-то и забыл.

– Расскажи, – не унимался я.

– Давно это было, – отец задумался, вспоминая, – наверное, летом 1940 года, тогда мне было пятнадцать лет. Мы с отцом, с твоим дедом, поехали в соседнюю бригаду в гости. Чума стояли недалеко, и погода была подходящая для поездок Отец стал рассказывать, погружаясь в воспоминания, останавливался, делал паузы восстанавливая в памяти некоторые детали.

– Вот там я впервые увидел незнакомую девушку.

– А какая она была? – спросил я.

– Ну какая! одета просто, аккуратно: в сарафане, в кокошнике, по-женски. Густые темные волосы, почти до плеч. Я не помню всё. Мы обменялись улыбками.

– А что она сказала тебе, тогда, при встрече? – продолжал наступать я.

– Не помню. Она была стеснительная и я первым начал разговор. Узнал, что она приехала к родителям из-за Урала, где жила у родственников.

Доливая с чайника горячий, ароматный чай в чашки, отец незаметно перевёл разговор на другую тему.

– Вон видишь, – обратился он ко мне, – высокую сопку на горизонте?

Я посмотрел в сторону куда указал отец и рассмотрел далеко впереди высокий холм. Он возвышался над всеми остальными и напоминал перевёрнутую лодку. – Да, – ответил я, – вижу.

– Это приметная сопка, «Пыж мыльк», ненцы её ещё называют «Нянь-сядэ». С любой точки Ходыттея, либо с катерной стоянки, эту сопку хорошо видно и она служила ориентиром для путников, которые добирались по тундре пешком до оленеводческих бригад. Был такой случай, – продолжал отец, – дирекцией совхоза было принято решение, с трёх северных бригад выделить слабых оленей и погнать к реке Хадутта для забоя. Для согласования сроков забоя к нам должен был приехать зоотехник совхоза. Лето было очень жаркое. Гнус и овод беспокоили стадо круглые сутки, от усталости пастухи валились с ног. Выбраковка и забой слабых оленей был совершенно необходим. Мы со стадом кослали ближе к сопке «Пыж мыльк» и поставили маленький чум на высоком месте, чтоб могли заметить с большого расстояния. Прождали неделю, но никто к нам так и не приехал. Позже, спустя два месяца, мы узнали, что к нам направляли зоотехника Рапопорт. До устья реки Сябу-яха он добрался на моторной лодке и дальше пошёл пешком. Поднимаясь вверх по Сябу-яхе не заметил, что река делает поворот и по протоке ушёл к вершине реки Паёта. Блуждал неделю пока не вышел к чумам рыбаков.