— Меня характеристика не интересует, из мальчишки толк выйдет!
Позволить такую вольность можно было при условии, что за большими учеными — «малыми детьми» — будет глаз да глаз. А тут и глаз подвернулся. Старый, опытный. Призвали Ивана Федоровича, ректором сделали.
— Отказать, — говорил ректор.
— Но он же, Иван Федорович, набрал тридцать баллов!
— Глазам его не верю.
— Как же быть?
— Скажите ему, что он принят в Московский университет, я позвоню.
Шли годы, выпускники Физтеха становились профессорами и академиками, бояться Ивана Федоровича они перестали и пересадили старого чекиста в кресло проректора по режиму. Теперь уже Ивана Федоровича спрашивали не «Как быть?», а «Ваши аргументы?»
Аргументов не было, Иван Федорович тяжело вздохнул и швырнул анкету Щупака в стопку «К экзаменам допустить».
f2−f4
«Увлечение» звали Любой. Она приехала в Москву из Вильнюса, поступила в Гнесинское училище и более всего на свете мечтала стать пианисткой. А он — студент-третьекурсник — больше всего мечтал погладить ее рыжие кудри, поцеловать ее веснушчатый носик, а потом долго-долго смотреть, как ее тонкие длинные пальцы с непостижимой скоростью бегают по клавишам. Как он ждал воскресенья, чтобы рано-ранехонько вскочить в электричку и помчаться на улицу Воровского, где она снимала комнату! Правда, там часто была Любина мама — Клара, но присутствие «тещи» его не смущало. Наоборот, Вите нравилась ее добрая улыбка, ее тактичность — она старалась не досаждать «детям» своим обществом. Но еще больше ему нравились домашние обеды, приготовленные «мамой Кларой» из каких-то диковинных продуктов, которые она привозила из Вильнюса.
Кончилось тем, что однажды, взяв за руку дрожащую от страха девушку, Витя объявил маме Кларе, что они решили пожениться.
е5−f4
Клара помрачнела, опустила голову, на глаза навернулись слезы:
— Нет, Витя, это невозможно.
— Но почему, я ведь скоро окончу институт, начну зарабатывать, — Витя решил, что мама Клара возражает потому, что он слишком молод, не зарабатывает, института не кончил…
— А потому, мой мальчик, что мы подали в Израиль. Документы наши больше года лежат в ОВИРе. Мы уже дважды получали отказ.
Редкие пушинки встали на голове Вити торчком.
— Куда? В Израиль! Зачем? Что там делать, в этом Израиле?
— Затем, чтобы увезти Любочку из этой антисемитской страны.
— О чем вы говорите? Антисемитизм изжит в нашей стране в 1917 году! — искренне возмутился Витя. — Подумаешь, один раз в жизни мне сказали «жид», но ведь в школе я получил золотую медаль, и в лучший институт меня приняли.
— Не надо, Витенька, об этом. Ты еще слишком молод, ты многого не знаешь.
— Но ведь мы так… подходим друг другу, — Витя не решился произнести слово «любим».
— Знаю, мальчик. Думаешь, у меня сердце не разрывается? Но для нас Израиль — дело жизни. Мы сожгли все мосты. В Ленинграде у нас была прекрасная квартира, Любин папа заведовал отделением. Сейчас он зарабатывает ночными дежурствами в районной больнице. А главное, — мама Клара понизила голос, — наш папа бьется за разрешение всеми силами. Он ведь все письма подписывает, на демонстрации ходит. За ним КГБ следит, телефон наш прослушивает. Если вы поженитесь, и тебе плохо будет, и нам.
Витя молча опустился на стул, закрыл лицо руками.
— Знаешь что, мальчик, — Клара вытерла слезы батистовым платочком, — если ты согласен перевестись в Вильнюс и подать документы вместе с нами, я попробую уговорить мужа.
Любовь взяла верх — Витя согласился перевестись в Вильнюс. Увы, была еще одна мама, Лея Пейсаховна, она же Лидия Петровна. «Только через мой труп, — билась она в истерике в том, 1970 году. — Не позволю увезти сына в фашистское государство!» Семейная драма завершилась компромиссом: Толя обещал закончить Физтех, после чего Лидия Петровна обещала отпустить сына «куда захочет».
В феврале 1972 года семья Любы получила разрешение на выезд; покинуть пределы державы предписано было в течение двух недель. Отложить отъезд, дождаться, пока Витя закончит учебу, казалось безумием. Решили так: Люба отправится в Израиль с родителями и сразу же вышлет вызов жениху.
Люба уехала, а Витя с головой ушел в работу над дипломным проектом, посвященным теории шахматной игры. «Эндшпиль — конец шахматной партии, — типичный пример поиска решений в конфликтной ситуации», — пишет он очередную страничку диплома, еще не представляя себе, как найти выход из его собственного, совсем не простого положения.