— Ничего себе! — воскликнула Лена. — Всю жизнь живу с фамилией, и вдруг выясняется, что её выдумали какие-то детдомовские тётки! Погоди, почему детдом? Ты же был в крутом интернате для математически одарённых…
— Меня туда перевели вскоре после поступления в детдом. Возвращаясь к праздничной теме: несмотря на то, что я самостоятельно избрал дату своего рождения, она портила мне настроение, когда я натыкался на неё в календаре, и у меня не возникало желания привлекать к ней внимание, даже своё собственное. Как ты понимаешь, отмечать день рождения не вошло у меня в привычку. Впоследствии выяснилось, что машина родителей сорвалась с горной трассы. Это случилось летом, полагаю, именно двадцать седьмого июля.
— Как же ты всё это раскопал, если не знаешь своей настоящей фамилии? Или знаешь?
— Не знаю. Существуют неплохо работающие методики, позволяющие воссоздать события, относящиеся к доречевому периоду. На момент аварии мне было около года. Я лежал в яркой зелёной траве под ярким синим небом, следил за кружащей надо мной птицей и знал, что всё со мной будет хорошо. И никогда с тех пор в этом не сомневался. У него, кстати, сегодня тоже день рождения.
Ворон покосился на Лену: «Как я тебе?». Серые с чёрным кантом крылья, траурный клюв. Ветерок ерошил пух на груди.
— Странно всё же, что люди его видят, — с сомнением произнесла Лена.
— В обычном состоянии сознания — только я и ты.
— Ещё Нюся, — поправила Лена. — Хотя с Нюсей не всё понятно. В обычности её состояния я иногда сомневаюсь. Забей, проехали.
— Не думаю, что его возможно «увидеть» в строгом понимании этого слова. Скорей всего, мы ощущаем его присутствие, а воображение дорисовывает форму в силу привычки к формам.
— Положим, Нюся много чего видит, но почему я?
— Такие сущности питаются эмоциями родственной им природы. Природа ворона — любовь ко мне-любимому, прости за тавтологию. Кроме тебя и Нюси… его никто никогда не видел. Во времена романтичной юности меня это иногда печалило, впрочем, настоящим романтиком я не был. Хочу сказать, мне приятно, что ты… Способность Нюси видеть ворона также свидетельствует о её… небезразличном ко мне отношении.
— Небезразличном, ага. Загнул ты, пап. Да Нюська от тебя пищит! А можно его потрогать? Или хотя бы к нему подойти?
— Как бы тебе объяснить… — Иннокентий пошевелил пальцами. — Ворон не относится к существам, находящимся где-то и когда-то. Единственное, в чём я уверен, так это в том, что он всегда со мной. Как твой волк — с тобой.
Лена остановила кресло на повороте так резко, что едва из него не вылетела.
— Не называй ту тварь «моей», ясно?! Вдобавок теперь она где угодно, только не там, где я.
— Не люблю говорить такие вещи, но ты поспешила, — строго произнёс Иннокентий. — Следовало…
— …объездить всех экспертов по непознанному из числа твоих пациентов? Мерси! Ромка с удовольствием не поспал бы месячишко-другой. Совсем забыла, Саша зуб давал, что Ромку вот-вот сожрут. И вообще, ты же понятия не имеешь, что я сделала.
Под взглядом Иннокентия Лене сделалось неуютно.
— Догадываюсь: я, знаешь ли, был знаком с твоей тётей Идой. Благодаря ей я занялся психиатрией.
— Не преувеличивай, все было не настолько запущено.
— О, напротив, довольно забавно. Просто во времена моей молодости психиатрия являлась одним из немногих легальных способов изучать некоторые возникшие у меня после общения с Идой вопросы, — пауза повисла под потолком, вильнула хвостом и пропала. — Насколько я понимаю, ты тоже умеешь уговаривать.
— Умею, — чопорно кивнула Лена.
— Что конкретно ты приказала волку?
— Ну, не приближаться ко мне, к Нюсе, Фанте и Ромке, — Лена заёрзала. — Пап, я сволочь, про тебя я забыла. Привыкла думать, что с тобой ничего не может случиться.
— А со мной действительно ничего не может случиться, — лучезарно улыбнулся Иннокентий. — Но у тебя, кажется, немало других родственников?
— Мне весь список надо было зачитать? — огрызнулась Лена. — Пусть сами о себе позаботятся, их очередь отдуваться.