Ван Юн окинул Лену задумчивым взглядом, точно примериваясь шить ей пальто.
— Китайцы не едят мазей, мы ими мажемся, — мягко ответил он. — Я не знаю, что случится с тем, кто её съест, но вряд ли вы услышите голоса се по этой причине. А вы… ещё кого-то угощали зелёной мазью? Извините.
— Ты меня совсем ниже плинтуса держишь, — фыркнула Лена. — Сами наелись. Мой папа и ещё один… родственничек. Они сюда пока не попадали, папа пытался, но у него заморочки с воронами, долго рассказывать. Короче, я за него практически спокойна. А вот Ромка может попасть. Попадать у него получается лучше, чем всё остальное.
— Может попасть, — эхом откликнулся Ван Юн.
— Вот-вот. А чем это грозит? И вообще, не хотелось бы проваливаться непонятно куда всякий раз, как придёт фантазия поспать.
— Я неучёный человек, — напомнил китаец. — Моё мнение немного стоит. Я думаю, что теперь дверь для вас открыта, как для меня и для девочки Нюси.
Лена поморщилась: от последней фразы китайца пахнуло Серёгой.
— Пожалуйста, разрешите дать вам совет, — продолжал Ван Юн. — Если я прав, вы не будете видеть поток только во сне. Нюся умная девочка, всегда закрывает вторые веки. Постарайтесь делать также. Нельзя смотреть на оба мира сразу, мой отец так делает, от этого его поведение не всегда понятно. Люди считают его странным.
— Напугал ежа голым задом, — огрызнулась Лена. — Уеду в Китай, иностранцам прощают больше, чем местным психам. Забыла сказать, твоя мазь здорово помогает от диатеза, так что спасибо. Всё-таки дал бы баночку, не пугайся, есть не стану, просто меня аллергия на работу снова одолевает.
— Я могу делать мазь только для того, кто слышит се, в обмен на его кровь. Такое правило, правило нельзя нарушать. Кровь пойдёт на новую порцию мази для другого человека.
— Мам, смотри, какая…
Прибежала Нюся. На «удочке» (верней под ней, потому как леска на палке отсутствовала) уныло болталось нечто волнующей формы, отдалённо напоминающее детский рисунок. Живой. Во всяком случае, оно дёргалось.
— Я бы сказала, какое… — Лена инстинктивно отодвинулась, опасаясь испачкать ночную рубашку. — Брось сейчас же!
— Мама, это же моя рыба! Я её придумала!
— Нюсь, это не рыба, а редкостная хрень. Ты же сто раз видела рыб в зоомагазине.
— Как в магазине я не умею.
Лена вспомнила о важности поддержки детского творчества родителями.
— Ну ладно, у тебя тоже ничего получилось, бывает… — промямлила она. — Зато в ней нет глистов… то есть хаттифнаттов… тьфу, се.
— Они живут только в настоящих вещах, — заявила Нюся. — Вот.
«Удочка» исчезла вместе с неаппетитным довеском, а над раскрытой Нюсиной ладошкой повисла страдающая базедовой болезнью рыбка. Магазинная, с веерным пятнистым хвостом. Под чешуёй копошились хаттифнатты. Рыбку Лена узнала (страшный скандал во время покупки капель от собачьих клещей, когда Нюся возмечтала об аквариуме). Лена ощупала себя. Ни карманов, ни сигарет в ночнушке не оказалось, но сигаретная пачка материализовалась у неё перед носом. Хаттифнаттов в сигарете не было, вкуса тоже.
— Здорово! — воскликнула Лена, водворяя на место отпавшую челюсть. — Как настоящая: чешуйки, плавники, всё такое…
— Она настоящая, — протянула Нюся обиженно. — Я взяла её в магазине, ну, где я ревела. А ту рыбку я сама придумала. Я хотела подарить её тебе. Она тебе не понравилась?
— Крутая была рыбка, спасибо. Эта тоже хорошая, подари мне её.
— Она же в магазине! Ждёт, пока её купят и полюбят. Чужое брать нельзя, ты сама говоришь. Я придумаю тебе ещё, мам.
— Паршивая рыбина действительно в магазине? — резко обернулась Лена к Ван Юну.
Тот кивнул. Нюся тряхнула рукой, рыбка пропала.
— Теперь идём гулять? — от нетерпения ребёнок запрыгал вокруг Лены. Фанта назидательно разлаялась.
— Если честно, что-то я от всего этого припухла. Мне бы проснуться и снова заснуть, то есть по-нормальному, если я на это ещё способна.
— Ма-а-м!
— Вам может понравиться, — вкрадчиво заметил Ван Юн. — Попробуйте.
Лена махнула рукой.
— Ладно, Нюсь, пошли.
Девочка влетела в неё со скоростью и решимостью мухи, штурмующей рот велосипедиста. Существо, которым они стали, рванулось вверх, сквозь полы и потолки спящих квартир, сквозь крышу и вниз, погружаясь в звёзды всё глубже.
Налюбовавшись, как меняет цвета крутящий спирали между струй потока дракон, Ван Юн открыл глаза, потянул чай из носика пузатого чайничка. Искры драконьих чешуек ещё плясали по углам магазинной кладовки, где жил Ван Юн.