Тогда моя горчайшая печаль
На крыльях сладкозвучного напева
Летела бы к неверной деве, вдаль —
И ты бы всякий день скорбела, дева!
Но впрочем, ты бесчувственнее древа...
А ты, Меналк, беды моей коваль,
Ты, соблазнитель, праведного гнева
Пастушьего избегнул бы едва ль!
Увы, мои достоинства немноги...
О пастыри, блюстители отар —
Молю вас: будьте непреклонно строги
К изменнице! Браните, млад и стар,
Преступный пыл и похотливый жар
Коварной девы, мнимой недотроги!
Я получил предательский удар —
Едва дышу, едва таскаю ноги...
Гоббиноль
Что ж... Мыслю, разрыдался бы кремень,
Тебе внимая, бедный мой собрат!
Пусть жители окрестных деревень
Нещадно Розалинду разбранят —
Пусть брань пастушья сыплется, что град...
А нам пора домой: окончен день,
Роса неблаготворна для ягнят.
Эй, овцы, поживей! Стряхните лень!
Девиз Колина:
Gia speme spenta
Июль
Ægloga Septima
Содержание
Сия Эклога сочинена в честь пастухов добродетельных и во славу им, а гордым и чванливым Пастырям, кои подобны Морреллу, семо изображенному, в позор и поношение.
Томален, Моррелл
Томален
Гляжу, опять пастух-гордец
Воссел на берегу —
И позабыл своих овец,
Бродящих на лугу.
Моррелл
Аты взберись, не поленись,
На крутизну, сюда:
Коль пастыри стремятся ввысь,
То ввысь идут стада!
Томален
Внимать пословице не грех,
Пословица — не ложь:
Коль ты вознесся выше всех —
Всех ниже упадешь.
В долинах страннику всегда
Открыт надежный путь;
А коль споткнешься — не беда
И ногу подвернуть...
Неосторожному грозя
Безвременным концом,
Пылает Солнце, чья стезя
Меж Чашей и Венцом
Легла теперь — и небеса
Уже велят ему
На Льва спускать Большого Пса,
Несущего чуму!
Июньский беспощаден жар
К сидящим на юру!
Неужто солнечный удар
Спесивцу по нутру?
Спускайся! Коль осилишь спесь,
Которой сдался в плен,
Затеет спор учтивый здесь
С тобою Томален.
Моррелл
Так-так... Лукавым словесам
Внимать пришла пора…
Но знай, бездельник: я и сам
Родился не вчера!
На высоте — незримый храм,
Священна вышина:
Даются неспроста горам
Святые имена.
Где океанский плещет вал,
Гора встает из вод —
И в честь Архангела назвал
Ту гору наш народ.
И книги наставляют нас:
Написано пером,
Что Музы на горе Парнас
Живут вдевятером.
А Елеонская гора?
На ней молился Пан,
Что Богом вместо овчара
Людской отаре дан.
Томален
Великий Пастырь путь земной
Свершал за часом час,
И непомерною ценой
Свою отару спас.
Моррелл
Где поутру Гиперион
Подъемлет ясный лик,
Над океаном вознесен
Громадный горный пик:
Он подпирает небосвод
И россыпи светил;
Эндимиона темный грот
Там древле приютил.
Доселе в мире да в тиши
Мы все бы жили там,
В раю земном — не согреши
Наш Праотец Адам.
Адам низвержен был в юдоль —
И ты, Адамов сын,
Терпеть навыкший страх и боль,
Чураешься вершин.
А ты подумай про Синай
И вспомни про Фавор...
Но брег высокий — так и знай —
Ничем не хуже гор.
Вовсю резвятся фавны тут —
Рогатые божки,
И нимфы нежные живут
Внизу, на дне реки.
И воду мчит река свою
Во всю речную прыть,
Спеша соленую струю[6]
С потоком Темзы слить.
Сколь подорожника вокруг,
И теревинф растет! —
Они целебны, если вдруг
Недуг постигнет скот.
И к небу много ближе мы,
Любители высот:
Не зря ведь молния в холмы,
А не в низины бьет.
Томален
Самодовольный и слепой,
Ты — нехристям собрат.
А я кратчайшею тропой
Достигну райских врат.
Чем дальше поп, тем ближе Бог —
Так молвится не зря.
Нет, ваша церковь — не чертог
Небесного Царя!
Гордыней твои наполнен дух —
Ишь ты, на кручу взлез!
Но ведь и я, простой пастух —
Не пасынок Небес.
Блюду овец, уверен будь!
И всяк ягненок здрав:
Ему не надобен отнюдь
Настой целебных трав.
А если ты средь сорняка
Пустил пастись овец,
Постигнет их наверняка
Безвременный конец...
Священною вершину чту,
Коль на вершине той,
Презрев мирскую суету,
Жил некогда святой:
Он умер, он ушел навек —
Но громкую хвалу
Ему возносит человек
В молитвенном пылу!
И в долах жили — вспомяни! —
Святые искони.
Прилежней всех в былые дни
Пасли стада они —
Пусть не было конца труду,
И скудным был доход...
Наипервейший в их ряду —
Сам Авель-скотовод.
Не делал никому вреда,
А уж тем паче зла
Сей пастырь, и за ним всегда
Овца охотно шла.
Радивый, не жалевший сил,
Не покладавший рук,
Он жертвы Богу приносил,
Сжигая овчий тук.
И обратился Божий взор
На Авеля — и вот,
Любезен Господу с тех пор
Простой пастуший род.
Двенадцать братьев, коим был
Отчизной Ханаан —
Двенадцать овчаров, — любил
Всемилостивый Пан...
Но вот овчар Идейских стад
К чужой супруге страсть
Насытил — и на свой же град
Навлек тотчас напасть:
Когда пастух потешить плоть
Готов ценой греха,
Отнюдь не милует Господь
Такого пастуха!
Смиренным, кротким будь, овчар,
И стойким, что скала;
Студи в себе любовный жар,
Сжигающий дотла.
Таким был древле Моисей —
И со своим Творцом
Сподобился наставник сей
Стоять к лицу лицом!
А Моисеев старший брат,
Чье имя Аарон,
Был не безгрешен, говорят,
Но Господом прощен.
Готовые пред Богом пасть,
Они стремились ввысь;
Не посягавшие на власть,
Они превознеслись.
Но стал разумней белый свет
За долгие века,
И пастырь нынешний одет
В роскошные шелка.
Да неужель носить багрец
Ему дозволил Бог,
Чтобы властителем овец
Он почитаться мог —
Чтоб овцы ведали: не мал
Пастуший гордый сан
И пастырям на откуп дал
Их паству римский Пан?
Паломничество Палинод
Свершил недавно в Рим
И, повидав таких господ,
Воскликнул: «Что творим?
Возможно ль долее терпеть
Спесивцев и пройдох?
У пастырей в избытке снедь,
А паства ищет крох!
И сеять, и растить, и жать,
И молотить зерно
Другим велит сановный тать —
А сам стрижет руно.
Милее пастырю мошна,
Чем праведность иль честь.
На что ему овца нужна? —
Остричь, а после съесть.
Ленив, заносчив и надут,
Он — лютый враг труда:
Пускай поденщики блюдут
Голодные стада!
Он только Богу даст ответ —
А на земле найти
Суда нельзя: управы нет
На сбившихся с пути!»