После чая с малиной около Аделаиды один из родителей присаживался на стул и внимательно наблюдал: правильно ли она потеет? Из-под одеяла имели права торчать только нос и глаза. Их желательно было зажмуривать, чтоб не отвлекаться. Дурацкая пижама пот не впитывала. Он тёк по всему телу струйками, сливаясь в ручейки и речушки. Аделаида могла бы даже нарисовать их русла и причудливые бассейны, в которые они впадали. Всё тело противно липло, пот даже затекал в глаза, но смахнуть его не разрешалось. Это уже называлось «высунуть руку». А за «руку» вполне можно было схлопотать ещё одно одеяло.
Сердце колотилось как бешеное. Казалось – ещё мгновение – и оно разлетится на маленькие мокрые тряпочки. Голова раскалывается от боли… И даже не это самое страшное! Мучительней всего – ощущение страшной жажды. Язык сухой и шершавый, как будто кто-то подшутил и заменил его на ржавый рашпиль. Но пить нельзя! Вода испортит всё «лечение» и придётся чай и одеяло начинать заново. Аделаида лежит в полузабытье и остатками мыслей хочет понять: «Если я должна умереть, то может всё-таки лучше от микробов, чем так мучительно и медленно без воды?..»
Потом Аделаиду всё же переодевают, перестилают ей постель и приступают к третьему этапу лечения.
Надо выпить какую-то минералку с горячим молоком. Воду не удаётся выпросить ни глоточка даже тёплую из чайника:
Зачем вода? Это что, не вода? – мама в недоумении заглядывает в стакан с горячим молоком, где, тая, плавает кусок сливочного масла. – Ты же не будешь два стакана воды в желудок наливать? Молоко – то же самое, что и вода! Так у тебя разовьётся водянка головного мозга! Вместо воды съешь кусочек яблока и пить не будет хотеться! – мама про замену воды на яблоки, видимо, тоже читала в авторитетной «Семье и школе». Вообще маме и папе, видимо, казалось, что вода – плебейский напиток и употреблять его – признак дурного тона.
Вообще мама ну оо-о-очень любила лечить! В процессе мама неукоснительно проводила все рекомендуемые операции и внимательно наблюдала за проявляющимися эффектами. Иногда даже казалось, что она ставит ценный научный эксперимент. Она владела «Медицинской энциклопедией» выпуска 1947 года. Эта книга тоже была маминым приданым к замужеству и ценилась ею никак не меньше поваренной книги о «Вкусной и здоровой пище» под редакцией Анастаса Микояна. Методы лечения разных заболеваний, указанные в «Медицинской энциклопедии», очень широко применялись мамой. Все. Ну, или почти все, которые не требовали хирургического вмешательства. Они не требовали ни материальных, ни больших временных затрат. Именно в этой энциклопедии генетика называлась «лженаукой», а гонорею рекомендовалось лечить «ежедневными ванночками из этилового спирта».
«Интересно, – с тоской думала Аделаида, глотая горячее молоко с маслом и минералкой, – а те родители, у которых нет в доме „Медицинской энциклопедии“ и „Семьи и школы“, как лечат своих детей? Что делает Кощейкина мать-дворничиха? И если она не умеет лечить, почему Кощейка пока не умерла? И старший брат её тоже не умер? И не только не умер, а зимой целый день может без майки колоть дрова…»
Навещать Аделаиду во время болезни было строго запрещено. Кощейка пару раз, не обнаружив подругу во дворе, попыталась было к ней пробиться, но родители сказали, что Аделаида «адихаэт» (отдыхает) и проводили её с порога.
Сёма тоже никогда не входил в комнату, где лежала Аделаида. Возможно, его не пускали, чтоб он «не заразился». Да младший брат особо и не рвался, ни разу не спросив даже через стену, не болит ли у неё что-нибудь.
Из школы навещать не приходил никто и никогда. Это вообще в классе было не принято. Но это объяснялось просто дружеской порукой, потому что, может, родители не в курсе, что их ребёнок не посещает школу неделями, а так явишься вроде как навестить одноклассника – «больного» и дома-то нет! Домашние телефоны только у четверых в классе. Это называлось «продать родителям».
Со школы все любили смыться. И даже совсем не потому, что не выучили урок, а просто так, типа, это было круто. Когда прогуливали уроки, то можно было остаться на территории школы – на чердаке, или в туалете, а можно было пойти в парк, или посадку. Но туда ходили только мальчики. Если прогуливаешь один урок, то лучше отсидеть в школе. Если больше – конечно, лучше в парк. Аделаида один раз тоже ушла с урока за компанию и, просидев с двумя одноклассницами в страшно вонючем туалете, в котором не было воды, чуть не потеряла обоняние на всю жизнь. Ей потом несколько дней не удавалось проветрить нос и, казалось, даже духи «Белая сирень» пахнут общественным туалетом.
То ли со страху, что лечение может продлиться бесконечно, то ли правы оказывались авторы методов, но Аделаида никогда не болела больше трёх дней. Как только спадала температура, она должна была садиться за уроки.