— Господи, да зачем было ему ко мне приставать? — закричала Синтия почти на грани истерики.
Я взглянула на Стрейфа, он, нахмурившись, склонился над чашкой, Декко пробормотал что-то нечленораздельное и замолчал. Синтия продолжала уже спокойнее:
— Они приехали сюда летом. Цвела жимолость. И тимьян. Он не знал, что они так называются.
Мы молчали, прерывать ее было бессмысленно, Синтия все говорила и говорила:
— В школе они учили географию и арифметику. Им рассказывали легенды об ученых и героях, о королеве Мэб и Финне Маккуле[78]. О том, как святой Патрик[79] обратил язычников в христианство. В истории было много королей и верховных королей, и еще Шелковый Томас[80] и Уолф Тон, бегство графов[81] и осада Лимерика[82].
Чем больше Синтия говорила, тем мне все больше казалось, что трагические события сегодняшнего утра подействовали на ее рассудок. Она вела себя странно — непричесанная спустилась в гостиную, стояла, покачиваясь, у стола и сразу заговорила о детях. В ее словах не было ни грана смысла, неужели она не в состоянии понять, что нужно поскорее забыть об этом прискорбном случае? Я протянула ей блюдо с лепешками, надеясь, что она начнет есть и замолчит, но она не обратила на лепешки никакого внимания.
— Послушай, дорогая, — прервал ее Стрейф. — Мы не понимаем, о чем ты толкуешь.
— Я рассказываю вам о девочке и мальчике, они жили здесь. Он не был в этих местах много лет, но вчера вечером приехал, чтобы в последний раз попытаться понять. А потом он бросился в море со скалы.
Левой рукой она вцепилась в платье и судорожно мяла его. Ее неопрятный вид просто ужасал. Не знаю почему, но я вдруг вспомнила, что она не умеет готовить, совершенно не интересуется кухней и вообще домашним хозяйством. Она так и не создала для Стрейфа уютный дом.
— Палило солнце, а они ехали на своих старых велосипедах. Вы представляете все это? Новый асфальт на дороге, дробь камешков, отскакивающих от колес? Клубы пыли, поднятые промчавшейся машиной, город, откуда они убежали?
— Синтия, милая, — сказала я, — Выпей чаю и съешь лепешку.
— Они плавали в море и загорали на берегу, там, где вы гуляли сегодня. Ходили к роднику за водой. Тогда здесь не было магнолий. Не было парка, аккуратных тропинок к морю среди скал. Вы представляете все это?
— Нет, — ответил Стрейф. — Нет, дорогая, ничего мы не представляем.
— Этот край, такой идиллический для нас, был и для них царством покоя: деревья, папоротники, заросли шиповника у родника, море и солнце только для них двоих. В лесной чаще был заброшенный дом, и они ходили искать его. Это была игра, что-то вроде пряток. На ферме их поили молоком.
Я снова придвинула Синтии блюдо с лепешками, и снова она демонстративно не обратила на меня внимания. И к чаю она не притронулась. Декко взял лепешку и весело сказал:
— Все миновало, и слава богу.
На Синтию снова будто столбняк нашел, и я опять подумала, уж не повредилась ли она умом от переживаний. Я не смогла отказать себе в удовольствии и представила, как ее выводят из отеля, сажают в синий фургон, похожий на машину «скорой помощи». А она все твердит о детях, как они хотели пожениться и открыть кондитерскую.
— Не принимай близко к сердцу, дорогая, — пытался урезонить ее Стрейф, и я снова попыталась уговорить ее выпить чаю.
— Может быть, все дело в тех улицах, на которых они росли? — заговорила Синтия, — Или виновата история, которую они учили, он у Христианских братьев, она — у монахинь? На этом острове история не кончилась, это в Суррее она давным-давно остановилась.
— Синт, мы должны отрешиться от того, что тут случилось, — сказал Декко, и я не могла не признать, что он прав.
Но на Синтию его слова не произвели никакого впечатления. Она все так же бессвязно бормотала про девочку, которую учили монахини, и про мальчика, которого учили Христианские братья. Она стала повторять уроки, которые им, наверное, задавали по истории, — вот так же она начинала порой вещать, когда мы проезжали по каким-то историческим местам.
— Представьте себе, — вдруг сказала она ни с того ни с сего, — самые дорогие нам места, оскверненные ненавистью, заговорами и местью. Представьте подлое убийство Шана О’Нила Гордого[83].
Декко покачал головой, только диву даваясь. Стрейф хотел было что-то сказать, но передумал.
— Смута проходит через всю историю Ирландии, — продолжала Синтия, — как вьюнок оплетает изгородь. 24 мая 1487 года священник из Оксфорда привез в Дублин десятилетнего мальчика по имени Лэмберт Симнел, его провозгласили Эдуардом VI, королем Англии и Ирландии, короновали золотым венцом со статуи Девы Марии. 24 мая 1790 года фермеры-пресвитерианцы поднялись за одно общее дело вместе со своими работниками-католиками[84]. — Синтия замолчала и посмотрела на Стрейфа. — Смута и ненависть, — поведала она ему, — вот что скрывается за такими красивыми названиями. Битва при Йеллоу-Форде, — вдруг завела она нараспев. — Килкеннийский статут[85]. Битва при Гленмама. Драмситский договор. Акт об устроении Ирландии[86]. Акт об отречении[87]. Акт об унии[88]. Акт об облегчении участи католиков[89]. Сегодня это уже далекая история, и все же здесь веками одни голодали и умирали, а другие спокойно смотрели на это. Язык забыт, вера под запретом. За восстанием наступал голод, потом приходило время сева. Но не молодые леса зеленели на острове, а новые люди врастали корнями в чужую землю[90], и всюду, точно зараза, ползли алчность и предательство. Немудрено, что сегодня память истории отзывается распрями и в ответ на задиристую дробь барабанов[91] гремят выстрелы. Немудрено, что здесь самый воздух отравлен недоверием.
79
Св. Патрик (конец IV — середина V в.) — основатель ирландской католической церкви; многие сведения о его жизни носят легендарный характер. 17 марта — день св. Патрика, считающегося патроном Ирландии, — ирландский национальный праздник.
80
Томас из рода Килдаров, по прозвищу Шелковый, поднял в 1534 году восстание в защиту отца, заключенного Генрихом VIII в Тауэр, и осадил Дублин.
81
В 1607 году вожди ирландских кланов О’Нейд и Десмонд, потерпевшие поражение в поднятом ими в 1602 году восстании, спаслись бегством на континент.
82
В 1690 году Вильгельм Оранский осадил Лимерик, где закрепились якобиты, сторонники Карла II. Город держал оборону в течение месяца. Ирландские католики согласились на капитуляцию только при условии, что будут удовлетворены их требования свободы вероисповедания. Вильгельм вынужден был пойти на некоторые уступки.
83
В 1562 году вождь Ольстера Шан О’Нил, по прозвищу Гордый, заключил с Елизаветой I мирный договор. Однако вскоре английское правительство, использовав жалобы вождей на Шана, обвинило его в измене и спровоцировало войну. В лагере Шана возник раскол, и в 1567 году он был убит своими бывшими союзниками, которым королева обещала его конфискованные земли.
85
Имеется в виду статут 1366 года, запрещающий англичанам всякое общение с местными жителями.
86
Видимо, имеется в виду Акт об устроении Ирландии, принятый английским парламентом 12 августа 1652 года, направленный против бунтующего католического населения страны и его сторонников: конфискация земель, переселение в другие, не пригодные для житья, районы.
87
Имеется в виду постановление английского парламента от 22 января 1783 года, подтвердившее предоставление ирландскому парламенту автономии и невмешательство английских судебных инстанций в ирландские судебные дела.
88
Уния 1801 года упразднила ирландский парламент, объединив его с английским. Ирландия юридически стала частью Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии.
89
В апреле 1793 года с согласия английских властей ирландским парламентом был принят Акт об облегчении участи католиков: право голоса для имущих, право на собственность, право на обучение в Дублинском университете.
90
Имеется в виду Великий голод 1845–1847 гг., вызвавший народные выступления. Английские власти безжалостно выкорчевывали ирландские леса, в которых скрывались повстанцы.