извещал государя: «говорил-де ему николеский поп Прокофей, где с ним не сойдетца: заводите-де вы, ханжи, ересь новую — единогласное пение в людей в церкви учите, а мы-де людей прежде сего в церкви не учивали, а учивали их в тайне. И говаривале-де он поп Прокофей: беса-де в себе имате и вы все ханжи... И протопоп де благовещенский (Стефан Вонифатьевич) такой же ханжа: сказале-де он: Господа Саваофа видел, и он де 6еса видел, а не Бога. А Бога-де кто может видети во плоти?» И другие московские священники сильно были возмущены введением единогласия и требованием от них учительства, — они шумели и не хотели подписываться под требованием об обязательном введении единогласия в приходских церквах. Тот же поп Иван заявлял, что 11 февраля, в сенях московской тиунской избы, был сильный крик: «лукинский поп Сава с товарищи говорил такие речи: мне-де к выбору, который выбор о единогласии, руки не прикладывать, наперед бы де велели руки прикладывать о единогласии бояром и окольничим, — любо-де им будет единогласие?» и когда поп Иван стал говорить противящимся единогласию; что они не могут презирать изволение Божие, устав св. отец, повелениe государя и патриарха, то получил такой ответ от шумевших иереев: «нам-де хотя и умерет, а к выбору о единогласии рук не прикладывать». В тоже время какой-то поп Андрей говорил: «чтоб ему с казанским протопопом (Нероновым) в единогласном пении дали жребий, и будет его вера права, и они-де все учнут петь (единогласно) и говорить (поучения)». (Зап. русс, археол. общ. т. II, стр. 394—396). И значительно позже поcле собора 1651 года, сделавшего единогласие обязательным, оно еще долго однако не могло привиться в приходских церквах и даже в некоторых монастырях. В 1658 году вологодский архиепископ Маркелл пишет на Белоозеро протопопу Авраамию о наблюдении им, «чтобы в церкви Божии всякое пение пели и говорили единогласно» (Ак. Эксп. IV. № 105). В 1660 году в царской грамоте ко всему новгородскому духовенству предписывается, «чтоб во всех церквах Божиих церковное пение было единогласно, со страхом Божиим» (Ibid. и № 115). В 1661 году новгородский митрополит Макарий, в грамоте к архимандриту Тихвинского монастыря Иоасафу, писал, что ему ведомо учинилось, «что на Тихвине на посаде и около Тихвина в новгородской десятине», в монастырях и погостах, «поют и говорят не единогласно», почему-де и следует сделать духовенству cтpoгий наказ, «чтоб пели и говорили по всем Божиим церквам единогласно, а не во многие гласы» (Ак. Ист. IV, № 151). В 1671 году новгородский митрополит Питирим требует, чтобы в церквах «пели и говорили единогласно» (Ак. Эксп. IV, № 184). Тот же митрополит Питирим в следующем 1672 году заявляет, что ему ведомо учинилось, «что на Ваге, в Шенкурском остроге и во всей важской десятине, во всех четырех четвертях, по монастырем у игуменов, и у строителей, и у черных попов с братьею, а по погостам и по выставкам у попов и у дьяконов и у церковных причетников, по святым Божиим церквам, многое церковное неисправление — поют и говорят не единогласно». (Ibid. IV, № 188). В 1687 году, в наказе новгородского митрополита Корнилия заведующему тиунским приказом, священнику Никите Тихонову, говорится, что он должен наблюдать, чтобы «во святых церквах пели бы и говорили единогласно, а не в два и три гласы» (Ак. Ист. V, № 152).Приходское духовенство, со своей стороны, имело очень уважительные причины противиться введению единогласия и отстаивать старое привычное для прихожан многогласие. 11-го февраля 1651 года, как мы видели, лукинсий поп Савва с товарищи говорил такие речи: «мне-де к выбору, который выбор о единогласии, руки неприкладывать; наперед бы де велели руки прикладывать о единогласии Бояром и окольничим: любо-ли-де им будет единогласие?» Это беспокойство приходского духовенства о том, как прихожане, особенно знатные, богатые и влиятельные, отнесутся к введению единогласия, очень сильно удлинявшего все церковные службы, тогда как ранее благодаря многогласию, прихожане привыкли к службам очень коротким, вытекало из опасения, что между духовенством и прихожанами, из-за продолжительных служб, могут произойти очень неприятные недоразумения и даже открытые столкновения, далеко не всегда безвредные для вводителей в церквах единогласия. Протопопу Аввакуму, например, сильно доставалось от прихожан за введенное им в службах единогласие. Многогласное пение и чтение, говорит он, «лесть сию молитву я пред Богом вменяю. Тогo ради так (многогласно) говорят, чтобы вам из церкви скорее вытти. Меня и самово за то (единогласие) бывали и гоняли безумни: долго-де поешь единогласно! Нам-де дома недосуг! Я им говорю: пришел ты в церковь молиться, отверзи от себя всякую печаль житейскую; ищи небесных! О человече суетне! Невозможно оком единем глядеть на землю, а другим на небо, такоже сластем и страстем работати. Так меня за те словеса в церкви бьют, да волочат, а иные и в ризах не щадят». (Мат. V. 222 — 223). Когда Неронов прибыл в ссылку в Каменский монастыре, то, доброжелательно сначала встреченный настоятелем и братией, немедленно принялся вводите здесь новые церковные порядки: единогласие, истовость в отправлении службе, чтение всех положенных поучений и житий, что крайне удлинило монастырские службы. Настроение братии и настоятеля к Неронову скоро изменилось и сделалось враждебным. Один старец стал говорить: «как-де приехал протопоп Иоанн, так-де и пение стало большое, и свечам-де большой расход». Наконец иноки открыто восстали против ревнителя точного, истового соблюдения всех предписаний устава, к ним присоединился и архимандрит, который однажды «ем Иоавва за власы, по трапез влачаше, и рукама по щекам бияше время довольно». (Мат. I, 113—115). Сибирский и тобольский архиепископ Симеон пишет государю в челобитной: «в прошлом, государь, в 161 году, в Сибири, в Красной слободе (Тюменского уезда), московский прикащик Прокопей Протопопов священника бил до полусмерти ослопы за церковное единогласное пениe: велит петь по своему угодию во многие голосы, и налогу тому священнику большую чинит, и жену ево бил до полусмерти». И когда архиепископ, призвав к себе Прокопия, стал выговаривать ему за его побои священнику, «и он, Прокопей, и ко мне обезстыдился, — отказывал мне невежливыми словами: где-де вам — ханжам! Ныне не старое время! И не у тебя-де я под судом». (Рук. Старина, 1892 г., марте, стр. 673). Очевидно священникам, сторонникам и вводителям в своих церквах единогласия, приходилось иногда от прихожан очень плохо, и они имели все основания не подписываться к приказу о введении единогласия прежде, чем к нему не подпишутся бояре и окольничие, а в других местах вообще люди сильные и властные. Да если где священников и не били за введение единогласия, за то прихожане, как свидетельствует соборное постановление, от 11-го февраля 1649 года, просто переставали ходить в т церкви, где службы, ради единогласия, совершались очень долго. Благодаря этому последнему обстоятельству, священники необходимо лишались очень многих доходов, а это, конечно, сильно побуждало их крепко держаться за старое привычное многогласие.Наконец и безотносительно к прихожанам и доходам, для очень многих членов тогдашнего клира, единогласие являлось крайне нежелательным по той простои причине, что значительная часть тогдашних клириков была малограмотна, не умела хорошо читать и петь. Таким, при многогласии, было очень удобно, так как стоявшие в церкви, ради многогласия, решительно не имели возможности разобрать, кто, что и как читает и поет, почему всякое сомнительное чтение и просто не разборчивое бормотание по церковной книге полуграмотного чтеца, могло сходить за настоящее чтение. Иначе стояло дело при единогласии и соединенной с ним истовости службы, когда каждый стоящий в церкви мог понять и оценить всякого чтеца и певца, тут безграмотному клирику скрыться за других становилось невозможным, почему безграмотность клира и держалась упорно за многогласие. Очевидно единогласие не заметно предъявляло новые, повышенные несколько требования к умению клира петь и читать в церкви, что и вызывало среди малограмотных клириков противодействие единогласию.