Хью сдернул с костлявых плеч визитера пальто с каракулевым воротником, и Абу Испахан предстал перед ним в облегающем темном костюме французского покроя с широкими лацканами. Пальто Хью бросил на каталожный шкаф рядом с забытым дневным выпуском «Ивнинг ньюс», метнулся к камину, отодвинул в сторону столик с чайным подносом. Чашка подскочила, упала и, ударившись об угол камина, разбилась. Абу Испахан вздрогнул, словно от выстрела.
— Doucement! Il faut que…[8] Ox, проклятый французский язык! Проходите сюда, сэр. Садитесь.
Абу Испахан уселся на диван.
Хозяин кабинета взял в руки щипцы, подбросил в угасавший огонь три куска угля, от которых пошел черный дым.
— Во-первых, мистер Абу, позвольте сказать, я отдал бы десять лет жизни за то, чтобы сию же минуту вас выслушать…
— Ах!
— …но, увы, не могу. У меня назначена деловая встреча, на которую я уже опоздал.
Абу Испахан, не сводя с него выжидающих, собачьих глаз, вскочил с дивана. Хью непрофессионально толкнул его обратно.
— Однако, — продолжал он, — я вернусь не позже чем через полчаса, максимум — через сорок пять минут. А тем временем мой партнер, — Хью мотнул головой в сторону соседнего кабинета справа, — запишет все факты, которые вы соблаговолите изложить. К моему приходу…
— Нет! — возразил Абу Испахан. — Не партнер. Ты. Никто, один мистер Прентис! Trois quarts d'heure, hem?[9]
— He больше, обещаю.
— Хорошо. Жду.
— Значит, вы намерены ждать, сэр? — уточнил Хью, привыкший к нетерпеливым и властным клиентам. — У вас есть время?
— Время? — повторил визитер по-французски. — Что такое время? — На смуглом лице промелькнуло скептическое выражение, он откинулся на спинку дивана, скрестил на груди руки. — В моей стране, в Персии, время всего лишь дар, который позволяет нам немного подольше поспать. Время!…
— В таком случае, — сдался Хью, — если желаете, просмотрите газету. — Он поспешно схватил с верхней полки каталожного шкафа «Ивнинг ньюс» и сунул посетителю. — Турецкие, виргинские сигареты в ящичке на каминной полке. Если понадобится что-нибудь еще, позвоните.
— Хорошо. Спасибо.
Хью напялил на себя пальто, натянул серые замшевые перчатки, надел котелок. И только тут заметил, что вспотел не меньше, чем Абу Испахан. Он закрыл кейс и защелкнул замки, по-прежнему сгорая от любопытства.
— Вы говорите, — спросил он, отважно бросаясь в пучину французского языка, — произойдет убийство?
Сигнал тревоги — посматривай по сторонам!
Абу дернул головой, сидевшей будто на сломанной шее. Он был так мал ростом, что за спинкой дивана виднелись одни глаза, сморщенный лоб и зеленая феска с пляшущей кисточкой.
— И кого же убьют? — поинтересовался Хью.
— Моего… брата.
— Из-за чего?
— Из-за денег! — страдальчески воскликнул Абу Испахан. — Деньги, деньги, деньги…
Маленький человечек оказался непревзойденным мастером пантомимы. Гибкие руки живо изобразили растущие стопки монет, пачки банкнотов, связки ценных бумаг, большой и указательный пальцы левой руки жадно пересчитали кипу бумажек.
— Кто же хочет убить вашего брата?
Абу сознательно пропустил вопрос мимо ушей, отвел взгляд, осмотрел углы кабинета, бросил взгляд па руки Хью Прентиса.
— Ваши перчатки, — отрывисто произнес он по-французски.
— Мои — что?…
— Все беды, — воскликнул Абу Испахан, по-прежнему по-французски, — свалились па мою голову из-за ваших перчаток!
Первое впечатление Хью — либо он ослышался, либо имеет дело с сумасшедшим — развеял умный, проницательный, даже лукавый горящий взгляд глаз, смотревших на него с дивана.
— Идите, не тратьте зря время, — приказал Абу, разворачивая газету.
Хью повернулся к двери.
Он автоматически окинул взглядом письменный стол, проверяя, все ли в порядке, и смутно почувствовал: нечто, что должно было там находиться, с него исчезло. Возможно, газета, а может быть, что-то другое… Но когда он подумал о газете, другая мысль промелькнула у него в голове. Однако маленький перс не дал ему времени на размышление.
Выходя и закрывая за собой дверь, Хью начал колебаться. Его состояние ума было явно далеко от нормального. Охваченный нетерпением, он страшно боялся, что этот таинственный клиент улетит от него, растворится в тумане, прежде чем он успеет до конца его выслушать.
Поэтому, оставив дверь приоткрытой на пару футов, он на цыпочках подошел к закрытой двери соседнего кабинета, отделенной от него двумя косяками и узким простенком, и тихонько постучал.
Ответа не последовало. Хью постучал погромче — с тем же результатом.
— Джим, — шепнул он и толкнул дверь. Кабинет был пуст.
Он сделал пару шагов вперед, огляделся вокруг. Кабинет Джима был почти таким же, как его собственный, только перед камином отсутствовал удобный диван. На захламленном письменном столе — не то что у аккуратного Хью — стоял точно такой же потертый открытый кейс.
— Джим!
— Чего тебе, старик? — Голос прозвучал так близко, что Хью вздрогнул и оглянулся.
За его спиной стоял крупный, неряшливо одетый, рыжеволосый Джим Воган.
— Ш-ш-ш! — зашипел Хью, оттолкнул его и опять заглянул в свой кабинет.
Абу Испахан пока не исчез. Он сердито расправлял страницы газеты, приглаживал их ладонью и делал неодобрительные замечания, предположительно на персидском или арабском языке.
Не покидая точки наблюдения, Хью повернул голову и посмотрел на своего компаньона.
— Ш-ш-ш! — повторил он.
— Да что с тобой, черт побери?
— Ш-ш-ш! Где ты был?
— Я? В туалете в конце коридора, а ты что думал? Но повторяю…
— Прошу еще раз, говори потише.
Джим подбоченился, вздернул песочные брови над ярко-голубыми глазами, отступил на шаг, пристально глядя на Хью. Они вместе выросли, служили в одном морском десантном полку, Джим был помолвлен с его сестрой Моникой.
Но, несмотря на тесную дружбу, молодые люди были совсем разные.
Джим вырос крупным, плотным, а Хью гибким и стройным. Джим был ленив, по практичен; трудолюбивый Хью любил дать волю буйной фантазии. Обычно Джим являлся на службу в черном форменном пиджаке и полосатых брюках. В данный момент он был без пиджака, с закатанными рукавами, обнажавшими веснушчатые руки, распущенным узлом серого галстука под накрахмаленным воротничком и расстегнутыми на животе пуговицами жилетки. Замечание, что у него начинает расти брюшко, считалось смертельным оскорблением.
Тем не менее он покорно понизил голос до шепота:
— Ладно, ладно. Что стряслось? Где Элей?
— Давно ушла. Кажется, я ее снова обидел, хоть и не знаю чем.
— Неужели не знаешь? — прищурился Джим. — Ну-ну!
— Ш-ш-ш!…
— Если эта девушка, по причинам абсолютно мне непонятным, не признает тебя Божьим даром для женщин, считай, ты ее уже потерял. Тебе никогда не приходило в голову сказать ей комплимент? Послать цветы? Поухаживать время от времени?
— Я все это делал! — возразил Хью, искрение, но ошибочно в этом уверенный. — Только нельзя хватать через край, иначе она сочтет меня слабовольным. Ей это не понравится.
— Всем женщинам это нравится. Слушай, а разве у тебя не назначена встреча с Патом Батлером?
— Назначена! Назначена!… В том-то и дело: мне нужна твоя помощь.
— Да? В чем же?
— У меня в кабинете сидит клиент. Поговори с ним, займи его, постарайся, чтобы он не соскучился и не ушел. Ты ведь хорошо говоришь по-французски?
— Пожалуй. А что? Он француз?
— Нет, перс по имени Абу Испахан в зеленой феске. Если я не помогу, его брата убьют. А все беды на него свалились из-за моих перчаток, хотя я не понимаю, что бы это значило. Он…
Последовала пауза.
Хью умолк, задумавшись вдруг над собственными словами и видя выражение лица компаньона.
— Ну-ну, — буркнул Джим. И снова пауза. Затем он продолжил: — Кстати, твой клиент толковал о гуриях в чадрах, о девяти бриллиантах, о северной башне в полночь? Господи помилуй, неужели старик Абу ничего не упустил?