Шок растёкся по лицу тёплым электричеством.
– Хорошо, – сказал он. – Разумеется. Конечно. Надо встретиться. Говори телефон.
Она продиктовала цифры. Знаев – человек мгновенного действия – немедленно их набрал, и на том конце прогудело уверенное «алло».
– Сергей, – сказал Знаев. – Это Сергей Знаев. Твоя мама… Вероника… сказала, что ты меня ищешь.
– Здравствуйте! – воскликнул мальчишка с той стороны. – Спасибо, что… Ну… Я просто хотел… Ну…
Он явно не ожидал звонка внезапного папаши, смешался, но искренняя радость в его голосе тронула Знаева.
Хрипловатый пубертатный басок. Приятный тембр, взвешенный тон. Безусловно, паренёк отменно воспитан. Глупо ожидать иного от моложавой мамы в оранжевых колготках.
– Встретимся завтра, – сказал он. – Жди моего звонка. Договорились?
– Да, – ответил мальчишка мгновенно.
Знаев понял: только что он признал своим сыном какого-то неизвестного молодого человека, а матерью сына – совершенно незнакомую женщину.
Морду снова скрутило. Он отвернулся.
– Ой, – произнесла Вероника звонким шёпотом. – Ты плачешь?
– Сейчас пройдёт, – проскрежетал Знаев. – Мне пора. Я позвоню.
– Не расстраивайся. Он хороший парень. Тебе понравится.
Через четверть часа стоял на краю тротуара, углом дрожащего рта диктовал адрес толстому человеку в красном комбинезоне, половину лица сковала огненная судорога, слёзы лились безудержно; мотоцикл погружался в кузов эвакуатора; человек в комбинезоне нажимал кнопки на массивном пульте.
Кто на один глаз окривел, тому нельзя подходить к двухколёсной технике.
Стало быть, сын. Сергей Сергеевич. Сколько, бишь, ему – шестнадцать? А первенцу, законному наследнику, любимому Виталию Сергеевичу – сколько? Вроде бы восемнадцать. Какого он года выпуска? Боль мешала припомнить точные даты. Зато всплыли в памяти – смутно – другие женщины, не столь многие, буквально три или восемь, все – из очень давних периодов. Тут важно понимать, что бывший банкир стал банкиром в 24 года, то есть уже в юных летах считался богат, и не был обделён дамской благосклонностью; в середине девяностых московские дамы очень, очень любили банкиров – не исключено, что это была самая сексуальная профессия; каждая из них, прошлых, ныне забытых женщин могла появиться в любой момент и предъявить потомка или потомицу, плод грешной страсти; и он бы, да, признал их всех, а что делать? Он ведь не подонок, он честно и твёрдо любил тех женщин, а они, ещё более честно, любили его. Человек реализует свои человеческие качества через любовь, и никак иначе.
Он вообразил, как они появляются именно теперь, одна за другой, матери его детей, а дети все – копия, никаких экспертиз не надо, здравствуй, папа, ты должен нам тысячу походов в кино и зоопарк, и тысячу вафельных стаканчиков мороженого, и тысячу книжек про Винни-Пуха, – и засмеялся сквозь слёзы. Надо же, а ведь Вероника в оранжевых колготах была права. Всегда полезно представить судьбу как цепь угарных анекдотов.
Смех помог ему припомнить, что под мотоциклетным седлом спрятаны деньги: торопясь, влез в кузов эвакуатора, достал, рассовал по карманам. Подумал: может, вернуться, отдать всё Веронике сразу? А если – не возьмёт, отмахнётся гордо? А он будет стоять, как дурак, с радужными пачками в дрожащих пальцах.
Здравомыслие победило, не вернулся.
Июньское солнце жарило шею. Близкое Садовое кольцо гудело в тысячу железных горл. Знаев смеялся. Человек в красном комбинезоне смотрел без интереса, он явно привык ко всякому; наконец, подкатило такси, и ещё – неподалёку остановился совсем юный, лет двенадцати, малый, и стал жадно рассматривать мотоцикл и его владельца, мнущего в руках тяжёлую куртку, ненужную теперь. Юный малый держал в руке телефон, из которого хрипло стучал какой-то бравый пацанский рэп, и тоже был одет не по жаре, в куртку-косуху, и тоже вполне мог быть сыном Знаева; в любом случае, он совершенно определённо был чьим-то сыном, обладателем биологического отца и такой же матери; малый смотрел на сверкающий байк, на его владельца, и не завидовал, нет, – но мечтал, судя по твёрдости безволосой пока верхней губы, – в будущем он явно воображал себя таким же: поджарым, опасным, зашитым в кожу мужчиной на мотоцикле.
Юный малый думал, что Знаев – байкер.
Но Знаев был не байкер, а неврологический больной, и прямо отсюда он поехал к доктору.
Самые бесстрашные и твёрдые люди бледнеют, услышав слова «инсульт» или «гипертония», произнесённые в их адрес.
С болезнями невозможно примириться.