Сеанс тем временем заканчивается, створка открывается, выпуская нас в комнату. Но морлок не спешит отцепляться от меня. Он, дрожа, продолжает обнимать меня обеими руками.
Мне кажется, или он стал еще холодней?
Беру детеныша на руки и поднимаюсь. Касаюсь сенсора, выдвигая кровать из стены еще чуть больше, даю команду на снятие защитной пленки и укладываю морлока на одеяло.
Он как-то оживляется, теребит пальцами мягкую истертую ткань.
Я ложусь рядом, забираюсь под одеяло, укладываюсь удобнее и понимаю, что меня привычно вырубает.
– Спи, – успеваю сказать, прежде чем темнота накрывает с головой.
***
Я словно плыву в липком черном мареве. В полной тишине и темноте. Меня медленно и бесшумно затягивает холодная черная трясина.
Тело наполнено болью, расползающейся откуда-то из живота. Она опутывает, словно паутина, давит на грудь тяжким онемением. Мне больно даже дышать. Хватаю воздух короткими мучительными глотками, пытаясь максимально сократить время вдоха.
Что со мной произошло? Где парни? Почему я один?
Пытаюсь вглядеться в окружающий мрак, и вдруг из тьмы начинают проступать очертания. Сначала неверные, дрожащие, но постепенно наливающиеся цветами и объемом.
И я с ужасом понимаю, что тону в липкой трясине болота в пятнадцатом секторе. Черная грязь с чавканьем затягивает меня все глубже, оплетая шевелящимися склизкими водорослями.
Паника накатывает мутной волной. Дергаюсь, как муха в паутине, но мои лихорадочные движения только приближают конец.
Шарю вокруг руками, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, почему-то понимая, что не выберусь. Полностью осознавая всю бесполезность этих трепыханий.
Я умру здесь. Сразу же, как только трясина поглотит меня с головой.
Но инстинкт заставляет бороться.
Я словно отстраненно наблюдаю за своими лихорадочно скачущими мыслями.
На поясе был трос. Если постараться, его длины может хватить, чтобы зацепиться за облепленную черной слизью бетонную балку на самом краю твердой почвы.
Я вижу ее так отчетливо, что больно глазам.
Сую руку в трясину, чтобы сдернуть с пояса трос, шарю рукой, но натыкаюсь только на дыру в своем животе. Я чувствую под пальцами петли кишечника, что-то еще...
Я задыхаюсь. Отдергиваю руку, вытаскиваю ее на поверхность. И понимаю, что трясина разъедает мою кожу. Она пузырится, кровь смешивается с грязью.
Как я мог забыть? Болото в пятнадцатом секторе растворяет человеческое тело за пару часов.
Взгляд падает на другую руку. Без удивления понимаю, что сжимаю в ней пистолет, обычно лежащий в набедренной кобуре. Так словно и должно быть.
Щелкаю предохранителем и подношу оружие ко рту. Зубы стукаются о холодный металлический ствол.
Я нажимаю курок без колебаний.
И... просыпаюсь. Вот так просто. Открываю глаза и с секунд пять просто смотрю в белый пластиковый потолок с зарешеченным отверстием вентиляции.
Простынь промокла от пота, но мне холодно. Особенно замерзли ноги. Привстаю, чтобы поправить одеяло, и встречаюсь взглядом с морлоком.
Тварь сидит в ногах, забившись в угол, и, не отрываясь, смотрит прямо на меня.
В темноте его глаза почему-то отсвечивают красным.
Глава 3.
Шум, доносящийся из жилого блока номер три, я слышу сразу, как только сворачиваю в ведущий к отсеку коридор. И тут же натыкаюсь на желтую ленту и парня в оранжевой форме.
Служба безопасности в жилом отсеке?
Затылок словно ошпаривает кипятком. Хельмут все же донес на меня? Вот так вот просто? Когда только успел?
С другой стороны, если бы это было так – я бы уже в наручниках сидел в изоляторе. К тому же обыск моего жилья не стали бы производить в мое отсутствие.
Так почему я на свободе? И этот, из службы безопасности, не бросился на меня с шокером и наручниками...
– Сюда нельзя, – останавливает меня парень в оранжевом, прерывая мои мечущиеся мысли.
– Я живу тут, – выдавливаю.
– Документы покажи́те? – предлагает мне парень. – Вы из Патруля?
Ну, конечно, учитывая, что в этом блоке живут исключительно патрульные – вопрос справедливый, что и говорить.
Молча показываю жетоны и белую пластиковую карточку-паспорт. Он забирает ее, проводит сканером, считывая информацию, и так же молча отходит, пропуская меня за ленту.
– А что там случилось? – спрашиваю все же.
– Ваш сосед из комнаты 14 «C» повесился, – парень в оранжевом прилепляет ленту обратно к стене. – Двадцать минут назад.
Сосед? Никсон из второго взвода? Этот вечно улыбающийся мужик с дурацкой привычкой травить анекдоты не к месту?
Автоматически киваю и медленно иду по коридору. На душе паршиво, словно я узнал не о смерти соседа, а о гибели всего моего взвода.
Паршиво так, что хочется... повеситься. Чтобы все это кончилось. Я вдруг понимаю, что я совсем один. Ощущение тотального одиночества накрывает с головой. Давит каменной глыбой, мешая дышать.