Его пленник всё это время лежал в круге Силы не способный даже пальцем пошевелить.
Сама процедура Джян-бен-Джяна заняла не так уж много времени. Начав утром, к обеду маг уже так основательно покопался в памяти колдуна, что ни одна из стоящих хоть чего-то тайн не осталась неоткрытой. Теперь он знал всё — от того как пользоваться его Шаром, до того как звали первую кормилицу его поверженного врага, но первым делом, конечно, он узнал про «Паучью лапку».
То, что талисман оказался у Гаврилы, его даже обрадовало. Задача не усложнялась, а наоборот, становилась только проще. Не нужно было искать кого-то нового, неизвестно что из себя представляющего, а следовало найти и выкупить из рабства старого знакомого.
А можно и не выкупать, а только сговориться с хозяином и отобрать волчевку. В том, что Гаврила с ней не расстанется, Игнациус был уверен — помнил, как тот держался за княжий подарок.
Да и с хозяином, честно говоря, сговариваться не было особой нужды — просто отобрать одёжку — и дело с концом, или того проще, припугнуть стражника, чтоб одежонку вынес. Вобщем всё было понятно и теперь, когда впереди маячила только одна дорога, ему оставалось решить единственный вопрос. Что сделать с поверженным врагом? Можно было бы навсегда убрать его со своего пути, развоплотить, сделать пылью, прахом, звёздным светом, но развоплощение мага дело скучное, которое ещё неизвестно чем закончиться может. Колдун, предвидя возможные неприятности, мог позаботиться об этом и как-то себя обезопасить на такой случай, как и сам он себя обезопасил.
— Чтоб мне с ним такое сделать, — вслух подумал маг, — чтобы на всю жизнь запомнил?
Митридан лежал перед ним, и только глаза его вращались в глазницах, напоминали подземные ключи, выбивающиеся на землю в обосоченном бочажке. Маг пнул врага носком сапога, но тут же вспомнил, что напрасно. Не чувствовал сейчас Митридан ничего и значит пользы от удара никакой не было. Правда душа его всё ещё была при нём, а значит, вместе с ней у него был страх.
«Пусть подрожит, — подумал маг. — Понимает ведь, что не убью… Или всё-таки убью?»
Ничего тот, конечно сейчас не понимал. Лежал безучастный как бревно и ждал, каким будет его будущее.
Конечно, проще всего было не развоплощать, а укупорить того в кувшин или в камень, и сунуть, куда подальше от любопытных глаз, но изысканности в этом не было никакой.
Для того, кто сидел в кувшине, тысячелетия проносятся единым мигом. Сам он это отлично помнил. Точнее не помнил. В памяти от его недавнего заточения в кувшине остались только два момента. Первый, когда он почувствовал чужую силу рядом с собой и второй — холод воды, когда он очутился посреди реки. Промежутка между этими ощущениями не было. Одно и без перехода сразу другое. Кроме того, на каждый кувшин всегда находился свой камень. Это тоже было правилом этой жизни.
Так что лучше было бы превратить его во что-то живое, что могло чувствовать боль, и ощущать течение времени.
А можно было бы оставить его прямо тут, и никто никогда более не вспомнил бы о сгинувшем где-то колдуне. Один удар меча и всё… Вон шейка-то какая тонкая и жилка на ней…
Игнациус прикинул, как это будет выглядеть и покачал головой. В этом было что-то людское, человеческое.
Смерть, как расплата за неприятности так же была в ходу у колдунов и магов, как и у людей, но особого шика в этом не было. Смертью врага нельзя будет похвалиться меж своими. Лучше придумать что-то такое, что когда-нибудь можно будет ввернуть в разговоре, и вызвать зависть товарищей по цеху. Он задумался, глядя в бегающие глаза пленника, перебирая свои возможности. Нет, нет, нет… А вот это? Это, пожалуй, подходило… Он засмеялся, закатывая широкие рукава. Такого, пожалуй, никто не делал. Только бы вспомнить всё, не перепутать…
Митридан произнёс заклинание, и тело колдуна зашевелилось, прямо на глазах рассыпаясь на части. Несколько мгновений каждая часть двигалась сама по себе — дрыгались ноги, рука, цепляясь пальцами за траву пыталась уползти в сторону… А потом, в мгновение, сквозь колдуна проросла трава, и он превратился в… кучу грибов.
Они стояли рядом друг с другом отличимые от настоящих грибов только вылупленными на Игнациуса от удивления глазами. Он и сам этому удивился, правда удержался и глаз не вылупил. Что-то он недоучёл. Да ладно…
— Хорошо получилось, — похвалил себя Игнациус. — Про глаза я, правда, не подумал, но и с ними тоже ничего вышло… Красавец.
Получилось самое то, что нужно! И живой, и не сбежит в добавок.