Он оказался прав. Уже несколько мгновений огни сошлись, потом снова разошлись. Кто-то шёл, а может, спускался со скалы, держа руках по факелу.
«Вряд ли тут больше двух-трёх воинов, — подумал Гаврила. — Кому нужен их сумасшедший Бог?»
Поняв, что его ждёт, он успокоился. Прорваться наружу через двоих-троих не самых лучших стражников — это не страшно. Это не схватится с самим Богом.
Факелы приблизились. Стараясь обойти его, воины разошлись в стороны…
Свет над головой вспыхнул ярче. Там зажгли кучу хвороста или бочку со смолой. Темнота раздвинулась, показав не такие уж и далёкие стены. Гаврила поднял голову вверх, улыбаясь ничего не понимавшим в воинском деле жрецам. Непонятно о чём они думали, но сделанное ими пошло ему на пользу. Теперь он мог видеть противников. С той же ухмылкой он опустил глаза и обомлел.
То, что он увидел, было как удар в лоб.
Смертельный удар, от которого не оправиться.
Не было перед ним никаких ни жрецов, ни воинов.
А стоял в десятке шагов зверь-шишига. Не такой, конечно, как в Киеве, раза в три поменьше, но и этого ему должно было хватить с избытком. В каждой руке она держала по факелу. Остолбеневший Гаврила как стоял, так и остался стоять, даже рот не закрыл и улыбку с губ не сбросил. Что-то внутри него уже сопоставило его и шишигу — силу, рост, проворство и услужливо подсказало, чем всё это непременно кончится. Неприменно…
— Ты не захотел быть слугой, значит, станешь едой для слуги! — прокричал кто-то сверху.
Шишиге хватило ума понять, для чего её сюда привели. Он вновь заревел.
Рука с факелом рванулась вперёд и пламя, фыркнув, остановилось около самого лица. Щекой Гаврила почувствовал боль, оторопь соскользнула с него, и человек отшатнулся. Он не удержался на ногах, и упал навзничь прямо в песок. В глазах резануло, он рукавом сбросил прилипшие к щекам песчинки и бросился в темноту. Боги хранили его! Но тут шишига хохотнула, и Масленников сообразил, что жив не божьей или колдовской помощью (врядли ещё чья-нибудь сила могла проявиться в святилище этого Бога), а только потому, что зверю захотелось поиграть с ним.
Страх рвался из него вешней водой на мельничном жёрнове, но пот ушёл в песок, не дав ему ни гнева, ни силы. Не раздумывая — страх вёл его в эти мгновения, а не ум — он бросился бежать.
Он не знал куда бежит, но свет перед ним бросало из стороны в сторону — зверь тоже не остался на месте, а прыжками бросился за ним. Через десяток шагов он остановился — стена.
Гаврила развернулся, и, увидев, что факел, словно булава, взлетел вверх, сделал единственное, что ещё мог — загородился щитом.
Факел ударил в него и взорвался искрами.
Меч, звякнув, улетел в одну сторону, а он сам — в другую. Бревно тарана, что он видел в лагере у Патрикия, ударило бы не слабее.
Гаврилу отнесло в сторону, вынесло из освещённого круга и тяжко ударило о камни. Он почувствовал, как округлые валуны сжимают его рёбра, выдавливая стоны из груди. Перевернувшись через голову, он ударился головой в стену и сполз вниз.
Движение остановилось.
Он попробовал встать и не смог. Не было чувств, не было ощущений, не было ничего. Даже будущего. Ни руки, ни ноги не повиновались ему, и Гаврила понял, что уже умер, или вот-вот умрёт.
Он ошибся.
Смерть не пришла, но вместо неё вернулся звук.
Где-то рядом потрескивал огонь, шипела смола, пузырясь от жара. Он не чувствовал тепла, но огонь что-то в нём разморозил.
Ощущение тепла возникло внезапно и больше никуда не пропало. Огонь, что горел где-то рядом, не жёг, а просто грел, как грел бы его, гори он в печи. Где-то вдалеке, едва слышная за шумом крови в голове, ревела потерявшая его из виду шишига. По стене метались сполохи света. Зверь размахивал оставшимся факелом и обиженно ревел. Отстранено Гаврила ощутил и понял его обиду — пропала игрушка и еда вдобавок.
Звук начал рывками приближаться к нему, порождая волны света, и вместе со светом к нему приближалась смерть. Собрав все силы, он повернул голову к обронённому шишигой факелу. Дымный свет ударил прямо в глаза, только что ласковое тепло в одно мгновение стало нестерпимым и он почувствовал, как зачесался лоб, как защипало там кожу, ощутил как капля пота, собравшаяся на лбу, набухла, стала прохладнее и скользнула мимо брови вниз, по складке, прямо к крылу носа…
Шишига не поняла, что случилось с человеком, и никто не понял. Только Гаврила, да ещё может быть местный Бог, если он и вправду был Всезнающим, поняли, что сейчас произойдёт.
Шишига взмахнула рукой, словно Гаврила был мухой, а она захотела его поймать, но он не сдвинулся с места. Спокойно, словно делал это бессчётное число раз, он поднял руку раз в десять тоньше, чем шишигина и остановил удар. Зверь взвыл и тряся отбитой рукой отпрыгнул в сторону. Он ещё не сообразил, что случилось. Наверняка ему показалось, что случайно задел за камень. Несколько раз тряхнув рукой, он прорычал ругательство и наклонился вперёд, стараясь рассмотреть, что же помешало ему. Гаврила не стал ждать продолжения. Он в три шага подбежал к опасной твари и, ухватив за шерсть, что росла на брюхе, бросил его вперёд.