На него никто не обиделся. Старшой презрительно бросил отворачиваясь.
— Твоё добро у тебя в штанах. Носи, пока не потерял.
Он протянул меч, с удовольствием глядя, как прокатывается по нему волна света.
— А то что до сих пор по ошибке твоим считалось, так мы это поправили.
Меч влетел в ножны.
— Меч и щит теперь хорошему делу послужат.
Гаврила пошевелил пальцами, кашлянул в кулак.
— Так им и в моих руках не плохо было.
— Трус и лжец — позор оружию.
— Кто трус и лжец? — спокойно переспросил Гаврила. Что-то в его голосе остановило тех, кто посчитал веселье оконченным и пошёл по своим делам. — Вы, конечно, всех своих знаете, но я-то тут причём?
Они поняли оскорбление и заворчали.
— Уж не потому ли вы мне не верите, что жил при Храме до недавнего времени зверёныш, которого тамошние жрецы на всех входящих науськивали? — презрительно спросил Масленников. — Так не бойтесь его больше. Убил я её…
Старшой молчал, не зная, что сказать или сделать. Пришёл черёд ухмыляться Гавриле. Он не хотел, чтоб это выглядело вызывающе, но как получилось — так получилось.
— Или думаете, что то, что вам не по силам, то и никому не в подъём?
Разговор не получался. Та малость, что ещё связывала их, таяла в прохладном воздухе. Гаврила вдруг отчётливо почувствовал запах ещё не пролившейся крови.
— Отдайте мне моё.
— Забери, — сказал старшой, чувствуя, как люди вокруг расступаются, давая ему возможность размахнуться.
Гаврила наклонил голову к плечу, краем глаза пересчитывая врагов. Меньше их было. Не больше десятка.
— Заберу, — сказал Масленников, — только вам решать как…
Старшой не переспросил. Понял, что Гаврила имел в виду. Не желая тратить время на разговоры, он просто ударил, желая убить и закончить затянувшуюся шутку.
Гаврила удара ждал, и успел присесть. Меч пролетел над головой и плечом, срезав несколько веток. Не ожидая, когда враг повторит замах, Масленников ногой ударил того по колену.
Старшой упал, но тут же поднялся, перекатившись через голову.
— Стоит ли так стараться? — прошипел он, потирая ногу. Глаза его постепенно леденели. — Прыгаешь тут… Ногами машешь.
— Конечно, нет, — отозвался Гаврила, обходя его по кругу. — Но уж больно мне убивать вас не хочется. Молодые ещё вам бы жить да жить…
Старшой присел, и чуть расставив руки в стороны, двинулся к Гавриле, отжимая его к камням.
— Прыткий ты, я смотрю. И на язык и на ноги.
— Так жизнь научила…
Они снова пустились в путь, обходя друг друга.
Сперва Гаврила боялся, что кто-то рубанёт его со спины, но эти люди имели понятие о воинской чести, а, скорее всего, просто были уверенны в том, что вожаку ничья помощь не понадобится.
— Что ж ты всё молчишь да молчишь? Рассказал бы что-нибудь… — наконец сказал Гаврила.
Старшой не ответил. Знал он эти разговорчики — губы говорят, а руки нож к делу пристраивают. Сам такой.
— Сказал бы хоть, чьи вы тут такие будете. Вижу ведь, что добрые люди, не разбойники.
Гаврила поскользнулся, и противник прыгнул, чтоб закончить бой, но Масленникову это и нужно было. Улучив момент, он перепрыгнул наклонившегося воина и в два кувырка долетел до щита. Тот, словно простив его или растеряв в тепле зловредное джян-бен-джяновское колдовство, сам прыгнул в руки.
Удар чуть запоздал и пришёлся по щиту. Гаврила, готовый к этому, приготовился принять удар и устоять, качнулся вперёд, перемогая силу силой. Он своими глазами видел, как лезвие скрылось за ободом щита, но удара почти не ощутил, словно в последний момент враг промахнулся. Только тот не промахнулся.
Щит от удара хоть и не дрогнул, но лязгнуло железо так, что даже зубы заныли. Гаврила удивился, да и Старшой тоже что-то почувствовал — отскочил и посмотрел на противника.
Ай, да щит! В такой хоть тараном бей!
Мысль на счёт тарана мелькнула и пропала. Масленников вспомнил, как отлетел в темноту после удара шишиги. Нет, тараном, всё же не следует. Есть, наверное, предел у всякого колдовства.
— Чего удивляешься? — подначил его Гаврила. — Мой меч умный. Хозяина рубить не станет.
Старшой нашёлся с ответом только через пяток вздохов.
— А ты башку подставь. Вот тогда я тебе и поверю…
— У моего меча хозяин не дурак, — засмеялся Гаврила, чуть приспустив щит. Враг его стоял, словно не знал что делать. — Ты б сказал, как тебя зовут-то. А то дерёмся, дерёмся, а я тебя даже обругать по-человечески не могу…