— Руки покажи. Ладони.
Гаврила, почувствовав, что самое страшное миновало, вытянул руки. Наверное, колдун хотел сказать что-то, но не сказал. Он только вздохнул и, вытянув губы трубочкой, выпустил раздражение вместе с воздухом.
— Да, Гаврила Масленников, — помолчав, сказал он, наконец. — Огорчил ты меня. Обидел, как Бог черепаху не обижал…
Гаврила молчал. Нечего было на это возразить.
Молчание, однако, затягивалось и Гаврила, забеспокоившись, выдавил из себя.
— Зато мешок целый…
Митридан уже смирившись с потерей, взял Гаврилову руку и стал внимательно рассматривать.
— Счастье, оказывается не только умным, но и дуракам… — со вздохом сказал он. — Больно хоть было?
— Терпимо, — соврал Гаврила, вспомнив, как макал руку в пиво. — Однако, хорошего мало…
— Дурень, ты, — нехотя улыбнулся Митридан. — Ничего ты не понимаешь. Хорошего-то не мало. Его совсем нет.
Обида вспыхнула в Гавриле. Слова колуна делали муки его по дороге от дома до Киева и от Киева до Экзампая ничтожными и ненужными. Он поднял голову, расправил плечи и с достоинством отозвался:
— Может я и впрямь дурень, а и дурню тень положена. Когда пойдём мою тень добывать? Мне Гольш всё объяснил…
— Дуракам тень не положена, — отрезал Митридан. — И умным не всем достаётся, а тут ещё и дураки разные лезут.
Говорил он без злобы, словно рассуждал о чём-то очевидном.
— Был бы ты умный, то талисман мой берёг бы, тогда ещё, может быть… А так… Сам свою тень ищи.
Глава 21
Обида росла, словно сугроб в хороший буран, и всё же Гаврила смотрел на него, ожидая что рассмеётся колдун, хлопнет его по плечу и пойдут они… Не знал он ещё куда они пойдут, да это было и не важно, главное, что пойдут вместе. Однако Митридан и не думал об этом, уже забыв про Масленникова, уже оставив его в своём прошлом. Гаврила почувствовал себя безштаным ребёнком, которого взрослые походя обидели и даже не обратили на это внимания. Он всё смотрел на колуна, ожидая, что что-то само собой изменится, но… И тут на него снизошло горькое откровение.
— А ведь это ты мою тень забрал! — озарило Масленникова.
— А хоть бы и я, — ответил колдун. — Я ж говорю, что дураку тень только в обузу. Так что ты теперь уж сам как-нибудь.
Наверное, разговор с Гольшем не пропал для Гаврилы даром — он всё это время тяжело продирался к истине, и вот теперь, когда всё стало ясно он, потеряв голову от обиды и гнева, рванулся к Митридану. Скоморохи больше не держали его за руки, но колдуну всё подмога. Верёвка, словно ожившая змея, оплела Гавриловы ноги, и он повалился на доски. Колдовство держало, не давая сдвинуться с места, но злость подсказала, что нужно сделать. Со всей силы, собрав горькую слюну, он плюнул на сапог колдуна. Разбойники засмеялись. Митридан рассмеялся вместе с ними. Он не поленился подойти к ближнему тюку и рогожкой стёр плевок с голенища.
— Вот если отпустят тебя добрые люди, то и пойдёшь свою тень искать. Только вряд ли они тебя отпустят, даже если слезами изойдёшь.
Он поставил мешок на борт и покачал головой, словно сокрушался о человеческой неблагодарности.
— Прощай, Гаврила. Лихом не поминай…
Гаврила поперхнулся обидными слезами, промолчал, но у вожака нашлось что сказать.
— Подожди, — остановил он колдуна. — Куда это ты мешок потащил? Ты ведь отдал нам всё.
Не оборачиваясь, Митридан ответил:
— Все вещи, кроме этого мешка и всех людей, кроме себя.
Разбойник насмешливо прищурился. Нож в руке давал ощущение почти божественной власти над окружающими.
— А вот об этом разговора не было. Откуда мне знать, что ты не обманываешь нас? Может быть, то, что лежит в твоём мешке, ценнее того, что ты оставил нам?
Люди, сгрудившиеся за его спиной, загудели. Потрясённый предательством Гаврила услышал, как кто-то из разбойников крикнул атаману:
— Не вяжись с колдуном!
Но атаманские глаза уже застлала жажда наживы.
— Вот, — показал он себе за спину. — Вот и товарищи мои тоже честью тебя просят показать, что там у тебя.
— Показать? — улыбнулся Митридан. — Вот значит как?
— Значит вот так, — отчеканил вожак. В его руке был уже не нож, а топор. — Покажи нам, что у тебя там, а потом поглядим, как дальше жизнь пойдёт.
Митридан пожал плечами. Приглашающий жест заставил атамана сделать шаг вперёд. Отходя от мешка, Колдун коснулся человека рукой, и тот застыл, так и не дотянувшись до неведомых колдовских сокровищ.
Чудо было быстрым, как смерть.
В один миг только что живой человек стал снежно-белым. Целиком, словно его окунули в сметану или вываляли в снегу. Всё-всё — одежда, волосы, кожа, сапоги… Всё стало белым.