Купец жестом подозвал их к себе. Осторожность ещё пересиливала страх, заставляла их медлить, и Марк подстегнул их.
— Быстрей, быстрей! Бегом! На галеру, пока по стреле в задницу не получили от благодарных городских властей…
Наверное, вид их был достаточно грозен, так что те, кто носил тюки, не желая наживать себе неприятностей попрятались на берегу. Защищать хозяйское добро навстречу им выбежал только один надсмотрщик. Люди, так и не успевшие ещё по настоящему прочувствовать, что такое быть рабом, по доброте своей просто выбросили его за борт, как и троих выскочивших на шум то ли слуг, то ли моряков. У тех хватило ума молчком доплыть до берега и только там, скрывшись за мешками заорать, призывая стражу.
Под эти вопли, не без суеты, но слаженно и быстро незваные гости обрубили якорный канат и начали поднимать парус.
Положив Гаврилу около мачты, Марк спустился вниз. В темноте, освещённой несколькими светильниками, да случайно залетевшими сюда в палубные щели солнечными лучами, сидело десятка два гребцов. Тут пахло неволей, и даже свежий ветер, что высвистывал на палубе в снастях, казалось, боялся залетать сюда и потревожить запах беды.
Марк не стал ничего объяснять гребцам, просто крикнул в утробную темноту:
— Дружней навались, ребята. За волей, за своим счастьем плывёте!
Галерники не ответили. Только кто-то завозился в темноте, кто-то очень знакомо звякнул цепями. Марк шагнул ближе, поднёс светильник к первому ряду. Безразличные лица, потухшие глаза… То, что он говорил не касалось их. Слова «воля и счастье» были за пределами привычной им жизни. Марк не стал никого уговаривать. Не раздумывая, он поднял колотушку и ударил в барабан, задавая ритм.
Звук вдохнул жизнь в невольников, дал жизни смысл. По рядам прошло волнообразное движение, дерево заскрипело о дерево, вёсла поднялись и опустились.
Кто-то неразличимый в темноте спустился вниз и начал командовать.
— Навались! Раз! Раз! Раз!..
Марк сунул ему в руки колотушку и пошёл наверх.
Безлюдный берег быстро уходил за корму. Мусил, вставший позади, сказал:
— Пока везёт. Гаврила-то каков, а?
— Каков ни был, а весь вышел, — ответил Марк. — Теперь на себя только надежда, да на случай.
— Да на шторм.
Мусил кивнул за спину, где на горизонте клубились тяжёлые облака.
— От стражи ушли, а от непогоды…
— У шторма больше милости, нежели чем у Императора.
Они не успели обсудить так ли это, как от недалёкого ещё берега отвалили два корабля. Мусил бросил взгляд на мачту. Ярко-красная лента, привязанная на самой верхушке, рвалась по ветру, выплясывая какой-то танец.
— Ставьте парус! С ветром уйдём!
Парус взлетел на мачту, и корабль ощутимо прибавил в ходе, отрываясь от преследователей. Сколько времени прошло — никто не считал, но вскоре и там поймали ветер.
Гаврила пока в голове у него не наладилось, смотрел на это отстранено, а когда ветром всю муть из головы выдуло, кряхтя поднялся, и тоже встал у борта.
Паруса, за которыми и кораблей-то ещё было не видно, делались всё отчётливее. Глаза беглецов ещё не различали самих кораблей, но белый цвет парусов постепенно обретал форму, становился прямоугольным.
— Догонят! — сказал кто-то обречено. — Не один так другой…
Барабан под палубой гремел не переставая, но вёсла вспенивали воду тяжело, словно морские Боги привязали к каждой лопасти по невидимому камню. А у преследователей трудностей вроде и вовсе не было…
То ли ветер им помогал, то ли Боги…
— Боги им, что ли помогают? — жалобно прозвучало за Гавриловой спиной не высказанная им мысль.
— Моряки там получше… Настоящие моряки… — сердито ответил Марк. Напряжение, с которым он смотрел на паруса, передалось и Гавриле.
— А у нас таких нет?
Марк даже не оглянулся.
— Кто хочет жить, пусть будет готов сменить гребцов, когда те устанут.
— Догонят…
— Может и нет…
— Догонят, — надрывно повторил тот же голос. В голосе не было желания драться. Было только желание поскорее умереть без мучений. — Догонят же…
Марк смолчал, не желая отвечать.
— Догонят — кулаками отмахаемся… — ответил за него Гаврила. — Вон у тебя на каждой руке по кулаку. Думаешь боги их просто так подвесили?
Беглецы разбрелись по палубе. Марк пошёл вниз и на корме остался только Гаврила и Мусил. Они молча наблюдали как паруса увеличиваются в размерах, растут, а под ними проявляются корпуса кораблей. Они подошли так близко, что уже можно было увидеть, как на палубе копошатся люди.