– Нина! Нина, не умирай!
Иван заметался по комнате, начал открывать окна, ему казалось, что в помещении вдруг закончился воздух. Обеспокоенные его криками общинники стали стучать в закрытую дверь. От страха парень кое-как перевалился через подоконник и неловко рухнул в заросли цветущей азалии.
А когда выбив хлипкую щеколдочку, родичи ворвались в комнату умирающей Нины, то глазам своим не поверили – девушка сидела на кровати и, указывая пальцем на окно, тихо смеялась.
На деревянном подоконнике затаилась маленькая серая обезьянка-мико, которая, скосив глаза, наблюдала, как по её плечику ползёт невероятных размеров паук.
– Брысь! Брысь отсюда! – завизжали сёстры.
А одна, сняв с ноги тапок, запустила им в обезьянку.
Мико пискнула и выпрыгнула на улицу.
– А где Снегирёв-то? – нервно поглаживая бороду, поинтересовался отец.
– Цветов наломать пошёл, – тихо ответила Ниночка. – Благословите, батюшка, замуж я выхожу...
Жила чета Снегирёвых в любви и согласии, деток народили. А потом Иван умер, в расцвете сил ушёл, простыл сильно и «сгорел» за неделю.
Кокьянгвути дала о себе знать где-то в начале девяностых. Вытаскивала Ниночку из сновидений и шептала, шептала, рта не раскрывая, приказывала, порученья давала – всё ей неуёмной от бедной Снегирёвой чего-нибудь да нужно было.
Причём исполнять её волю следовало тотчас же!
Если не покоришься, то через день или два – расплата: то кипятком обваришься, то скотина падёт, то дети хворать начнут...
Нина про «долг» свой помнила, поэтому не спорила и не сопротивлялась. К тому же – и про пользу от визитов гостьи-колдуньи забывать не стоило. Потому как научила Кокьянгвути молодую вдову вышивать. Да не просто – как все бабы в деревне – а двумя иглами сразу, быстро да сноровисто. Ещё и узоры диковинные показывала да запоминать заставляла...
Как ни старалась Нина предугадать очередной «визит» Кокьянгвути к ней, но так ни разу и не смогла: какое-то время – тишина, пропадёт паучиха надолго и не беспокоит Снегирёву; а то вдруг – как с цепи сорвётся.
Особенно часто это стало проявляться, когда невестка старшего сына – крещёная тлинкитка – наконец забеременела. Тогда каждую ночь снилась, измором брала, всё требовала, чтобы уезжала семья сына в Россию, в город Велечаевск. Вот возникнет среди ночи и угрожает, торопит, волю свою диктует да колдовством запугивает.
Нина про такое и слышать не хотела. С утра до ночи Богу молилась, из храма не выходила.
Не помогло...
Не простила ведьма неповиновения – забрала Петра. Вышел весной старший сын в море за рыбой и утонул.
Ох, и испугалась тогда Снегирёва, повинилась перед призраком паучихиным. Дала согласие на то, что уедет беременная невестка Ольга туда, куда Кокьянгвути велит.
Только как всё это устроить, где денег взять, как общинникам такое объяснить?
Надоумила Кокьянгвути. Велела: мол, брось всё, отправляйся в Ново-Архангельск, найди там «Herring rock» – селёдочный камень – да с восточной стороны выкопай золото, что прежней вышивальщице принадлежало.
Слыхано ли дело! Где Николаевка, а где Ситка!
То, что город Ситка раньше Ново-Архангельском назывался Нине Андрей-уставник растолковал.
Ну вот как женщине за тысячу километров на самолёте слетать?
Что общинникам и детям сказать?
Оказалось, что зря вдова Снегирёва переживала – всё само собой разрешилось, да как нельзя кстати...
Приехала к ним в Николаевку целая делегация потомков русских переселенцев из той самой Ситки. Знакомились с бытом и нравом старообрядческой деревни. А вечером на площади устроили для староверов целый концерт.
Жители Николаевки и не знали, что есть на Аляске ансамбль русских народных танцев!
А руководит им девушка Линда, её предки когда-то были русскими и эскимосами.
Вот ведь как бывает!
Ну, староверы тоже в долгу не остались, одарили дорогих гостей знаменитыми Ниниными салфетками с вышивкой.
Что тут началось!
Восторгу приезжих придела не было. Стали они тогда просить-умолять, чтобы мастерица Снегирёва прилетела к ним на праздник «День русской культуры» и работы свои захватила. Обещали и билеты выслать, и встретить, и проводить.
Посовещались уважаемые общинники – согласились, священник даже благословение своё на поездку дал...
* * *
В Ситке тётке Нине очень понравилось, городок хоть и небольшой – по сравнению с Анкориджем – но чистый и нарядный. Особенно поразило обилие цветов на клумбах. Снегирёва цветы любила. Когда их «согласие» из Бразилии уезжало, то ей больше всего было жалко, что она оставляет свой любимый сад, где у неё постоянно цвели орхидеи и азалии.