– Так, может, девка и не при чём? – подал голос Витёк.
– Заткнись, лучше позвони на фабрику корешу своему, узнай – раскочегарил он крематорий? – прикрикнул Наум.
Ева сидела ни жива, ни мертва, от страха она туго соображала, отказываясь верить, что чудесное спасение – вовсе не спасение, её снова похитили и на этот раз хотят просто убить.
За что? Почему?
От бессилия и безнадёги она тихо заплакала.
– Не вой, стерва! Убила людей, так ответишь... – Наум посмотрел на пленницу из-под набрякших опухших век, и Еве стало ещё страшнее. – Лучше молись, если умеешь. Сегодня – день твоей смерти.
– Сегодня мой день рождения, – еле ворочая языком, произнесла девушка.
– Символично! – хмыкнул Наум.
Свернув с трассы на узкую дорожку, микроавтобус сбавил скорость и, медленно трясясь по ухабам, подкатил к задним воротом Рябовской птицефабрики.
– Пакуём сучку, – скомандовал Наум и резким движением ударил Еву по шее.
Всё произошло так быстро, что она моментально потеряла сознание.
Да и много ли ей надо было?
Двое страшных суток впроголодь, без нормального отдыха и сна...
– Зачем так-то? – Витёк с жалостью посмотрел на худенькую смуглянку, обмякшую на сидении с приоткрытым ртом и закатившимися глазами.
– Слышь, ты, пацифист, из-за неё наш батя погиб, – процедил Наум. – Жаль, что времени нет, а так я бы ей такой ад устроил, сама бы о смерти молила.
Его тираду прервал звонок телефона.
– Кто там? – обернулся Назар.
– Барин, блин... – нехотя отозвался Наум и поднёс аппарат к уху. – Слушаю!
– Быстро закругляйтесь! Вы мне срочно в городе нужны! – кричал Травкин. – Чтоб через сорок минут на месте были! С девкой закончили?
– Почти, – глядя на Еву, ответил Наум.
– Главное – чтобы бесследно, – смягчившись, добавил Травкин.
– Да понятно... – произнёс кривоносый. – Не переживайте – всё у нас в порядке, – он нажал отбой.
– По ходу, Барин бредит! – разозлился Назар. – Мы что тут, в парке прогуливаемся? Бегите сюда – бегите туда! – и тут же переключился на Витька. – Куда дальше-то ехать? Не молчи, Сусанин? Это же ты у нас на птицефабрике курям бошки откручивал!
– Я не откручивал! – обиделся Витёк. – Их вообще током убивают. А нам вон туда, к котельной, – он приподнялся на сидении и стал указывать пальцем в сторону кирпичного здания с большой трубой на крыше. – Там и котельная, и котлы по утилизации отходов... Там всё сжигают...
– Крематорий, блин, – выкручивая руль, пробубнил Назар. – И долго ты там будешь?
– В смысле «ты»? – не понял Витёк. – Я что, один её поволоку?
– Один, братка, один... – не терпящим возражений тоном произнёс Наум. – Нам с Назариком светиться нельзя! Мы теперь – папкины наследники, а скоро публичными людьми станем. И тебя не забудем, найдём для товарища жирное местечко. Так что – ты уж сам! Да и весу в девке не больше полцентнера, тебе при твоих габаритах – раз плюнуть. Сегодня выходной, народу нет, корешу своему бабла отсыплешь – и порядок...
Наум достал из кармана смятый конверт и протянул Витьку.
– Две штуки «зеленью», – пояснил он. – Как договаривались.
– Вы чё, пацаны? – выпучил глаза Витёк. – Я же корешу, когда звонил, то сказал, что всё будет как в прошлый раз... Он котёл готовит и уходит на два часа, мы всё делаем сами, бабки оставляем под ведром и сваливаем. Он нас не видел – мы его не видели...
– И чё? Значит, делай как «в прошлый раз», в чём проблема-то?
– Так в прошлый раз нас трое было...
– А в этот раз ты один, извини...
– Может всё-таки вместе? – с надеждой в голосе попросил Витёк. – Говорю же: никого нет, вас никто не увидит...
– Ты что, глухой! Говорю нет – значит нет! – Наум начал выходить из себя. – И вообще – вот тебе бабки, до Велечаевска на моторе доедешь, – он затолкал в нагрудный карман приятеля две сиреневых купюры.
Остановив микроавтобус у открытых настежь дверей старого и грязного кирпичного строения, Назар обернулся к «пассажирам».
– Приехали! Давай, Витёк, делай... Как всё закончишь – отзвонишься!
Пыхтя и матерясь, красномордый Витька донёс Еву до печи и бросил на кучу мусора.
Он еле успел спрятаться за грудой старых деревянных поддонов и ящиков, приготовленных на сожжение, как, громко разговаривая, в котельную вошли два колоритный дедка весьма преклонного возраста.
– Ну, ёксиль-моксиль!.. – развёл руками один из пришедших. – И где этого злыдня носит? Огонь наяривает, а он, что, дома телик смотрит? Вот скажу Эльвире, чтоб гнала такого работника в шею.
– Дык, а собак кто запер? Тут что-то неладно... Почему собаки в вольерах заперты, по территории не бегают, не охраняют?
– Слышь, Кузьмич, айда «чёрные» ворота глянем, чей-то мне не спокойно... И звонить надо Эльвире, пусть выходит с работничком своим разбирается. Вот старых поувольняла, а молодые енти – алкашня безответственная. Разворуют всё!