Она не знала его.
«Еще один незнакомец в моем доме».
Сердце ухнуло куда-то в район желудка.
Была глубокая ночь и никакого света, кроме уличного фонаря за окном. В черно-белых тенях ее собственной комнаты неподвижное молодое лицо незнакомца почти светилось иномирной белизной. Серые глаза, словно редкий хризоберилл, мерцали, отражая свет, но жизни в них было не больше, чем в том же камне. Волосы темные, но не черные, с призрачным намеком на какой-то более теплый оттенок. Зачесаны назад, открывая высокий лоб. И рот изумительной формы, бледно-красный, уголки изогнуты в слабом намеке на улыбку.
Поразительная красота и пугающая. Такова красота хищного зверя — ты видишь ее и воспринимаешь еще более остро, когда осознаешь, что между тобой и хищником нет спасительных прутьев решетки.
Ева едва дышала, захваченная этой страшной красотой. Захвачена настолько, что на какое-то время лишилась дара речи и способности соображать.
Свой взгляд, будто примагниченный к незнакомцу, она с почти физическим сопротивлением перевела ниже — с его лица на собственные ноги. Они лежали на подушке, взятой, похоже, из комнаты Алисы. Ногти на пальцах блестели влажным блеском, ровные и аккуратные настолько, что она их с трудом узнавала.
В педикюре Ева не разбиралась, а позволять кому-то их обработать страшно стеснялась.
— Ты недостаточно ухаживаешь за своими ноготками, — произнес незнакомец голосом глубоким, с богатыми переливами, от которого у нее забегали мурашки по коже.
В руке у мужчины она вдруг увидела кисточку от лака для ногтей.
«Он, что, делал мне педикюр, пока я валялась в отключке после нападения вампира? — подивилась девушка абсурдной реальности. — И где тот вампир?»
Она окинула комнату быстрым взглядом. Никого.
Вспомнила, как холодные руки душили ее в прихожей — ладонь сама собой легла на шею. Почувствовала легкий дискомфорт: кожа казалась чувствительней, и было немного неприятно глотать, но не более.
«Разве я не умерла?»
Она еще не забыла то мерзкое ощущение от нехватки кислорода, когда носоглотка горит от непереносимого давления, а из тела утекают все силы и сама жизнь.
Помнила Ева и голос, как по ту сторону двери кто-то требовал пригласить его. И она, кажется, все же пригласила.
— Ты вампир?
Теплая рука мягко, почти невесомо обхватила ее левую стопу, вызвав рефлекторное желание отдернуть ногу, пальцы пробежались по пятке в намеке на поддразнивание. Он дунул, склонившись над ее мизинцем и, подняв взгляд к растерянному лицу, широко улыбнулся. Показались кончики клыков.
У Евы испуганно дрогнуло сердце. Вот тебе и ответ.
Облизнув сухие губы, она снова спросила:
— А тот, другой вампир… ты его прогнал? — получилось неуверенно, почти жалобно. Ненормальный вампир пугал ее даже больше того, что напал.
— Прогнал, — едва заметно пожал плечами ее собеседник и вдруг прильнул щекой к ее стопе, не отрывая пристального, будто звериного, взгляда.
Жутко.
Его дыхание опалило ей кожу, проникло в кровь и, словно жидкий огонь, разлилось по венам.
Ева судорожно выдохнула и потянула ноги прочь от него. Мышцы спины мгновенно воспротивились попытке пошевелиться, хотя для избитой девушка чувствовала себя не так уж и плохо.
— Ты храбро защищала свою жизнь, — произнес вампир вкрадчивым, интимным шепотом. Таким голосом шепчут непристойности в постели, а не напоминают об отчаянной попытке выжить. — Сумела ранить Филиппа. Умница.
«Филипп? Тот, напавший на меня. Филипп, значит?»
— Почему он хотел меня убить? — окреп голос Евы. Узнав имя того, кто приходил за ее жизнью, она словно обрела почву под ногами. Этот странный вампир, казалось, был настроен дружелюбно, и Ева собралась с духом, уняв страх.
— Он, что, сумасшедший? — процедила она с надрывом, так и не дождавшись ответа.
— Да, — неподвижное лицо Измаила просветлело, и даже мертвые глаза наполнились неким странным удовольствием. — Именно, — кивнул он. — Филипп безумен. Он посмел обидеть мою девочку, — голос его стал низким и ласкающим. Ева отодвинулась от него еще больше.
Вампир поднялся, и, казалось, сама тьма шлейфом двинулась вслед за ним. Это красивое неживое лицо приблизилось к Еве, и она разглядела, что волосы его цвета красного дерева, но такого темного, тяжелого оттенка, что напоминали запекшуюся кровь — почти черные, но лишь почти. Они едва достигали плеча, мягкие и послушные, иначе у него не получилось бы так гладко зачесать их и уложить.
От его близости пульс живой птицей трепетал в горле девушки, но от красоты или от страха — она не знала. Он улыбался улыбкой блаженного или конченого психа, и прямо в эту улыбку Ева выдохнула:
— Я не твоя девочка.
Грубые слова она произнесла с легким придыханием, не уверенная, переживет ли ночь. Этот странный вампир прогнал ее убийцу и сам пока не позволил себе и намека на угрозу.
— В этот раз ты будешь младше меня, — сказал он и сказал так, будто эта фраза имела совершенно обыденный смысл. — Поэтому ты моя девочка.
«Господи, — мысленно взмолилась Ева, — помоги мне выбраться живой и невредимой. Что этому психопату от меня надо?»
— Как твое имя? — все, что пришло ей в голову. Ева боялась молчать, боялась позволить чужой ненормальной логике прийти к чему-то страшному для нее.
Вампир склонился к ее лицу и нежно потерся о щеку. Ева застыла, не смея сделать и вздоха.
— Измаил.
— Измаил, — прошептала она, — зачем ты здесь?
— Быть с тобой, — его щека была по-прежнему прижата к ее, и волосы его пахли мандаринами и зимой. Чудной запах для вампира.
— Почему я? — голос Евы дрогнул. Новогодний аромат напомнил ей о чем-то нормальном и безопасном, и мысль о собственном положении заставила глаза заслезиться. — Что вам от меня надо?
Измаил приподнялся — совсем чуть-чуть — так, чтобы видеть ее лицо и ее слезы. Он находил в этом трогательное очарование.
— Разреши тебя попробовать, — попросил Измаил, и была в его голосе сдержанность, что отсутствовала во взгляде — слишком жадном и слишком одержимом.
— Ты сделаешь так, как я скажу? — едва выговорила Ева вслух.
«В милости у психа. Боже, на что я надеюсь?»
— Да, — одно слово, но сколько в нем было сладкого томления и неподдельного желания! Оно давило на девушку, захлестывало, обещало слишком многое, чтобы поверить.
— Сумасшедший, — не обвинение, но констатация слетела с губ раньше, чем она спохватилась. Но Измаил улыбался и продолжал умиротворенно нависать над ней.
— Ты можешь… — Ева сглотнула, собралась с духом и выпалила: — Ты можешь попробовать мои слезы. Но только если потом уйдешь.
— Не кровь? — по-птичьи повернул головой вампир. Она кивнула, не доверяя себе самой. Измаил улыбнулся, не показав клыков. — Ты устала и хочешь побыть одна.
Она снова безмолвно кивнула, и слезы прочертили новые дорожки.
На краткое мгновение Ева моргнула, а Измаил уже скользил языком по ее лицу, бережно собирая горячую влагу.
Это должно было быть омерзительным, тошнотворным, но ничего кроме облегчения девушка не чувствовала. Если все окончится только этим, она переживет. Она окунулась в эту спасительную мысль, отчаянно зажмурившись. Нежная плоть языка ласкала ее щеки и глаза, рука с длинными изящными пальцами опустилась ей на живот, заставив внутренне похолодеть.
«Он не уйдет? Мне снова придется защищать свою жизнь?»
Стиснув зубы и сжав в кулаки руки, Ева готовилась дать отпор.
Она распахнула глаза и, задержав дыхание, судорожно выдохнула.
В своей комнате девушка была одна.
Вампир Измаил сдержал обещание. Но плохое предчувствие отчего-то ее так и не отпустило.
…
5 глава
С дрожащим шипением сквозь зубы, Ева спустила ноги с кровати. Спина ныла от такого наплевательства собственным самочувствием, но девушка должна была убедиться, что дома больше никого нет.
Прихрамывая и сутулясь, она медленно обошла каждый закуток квартиры начав с того, что заперла входную дверь. В кухне и коридоре, даже в предутренних сумерках (часы показывали половину четвертого), Ева различила кровавые разводы и следы. Была дорожка из отпечатков ладони. Ее ладони — во время борьбы с Филиппом она порезала себе запястье левой руки. К слову…