— Я не могу расстаться с тобой так, девушка! — прошептала она, тяжело дыша. — Ты красива… красива… а я… Вокруг меня много мужчин: они льстят мне и покорно повинуются. Но я ненавижу их, они мне отвратительны. Никого из них я не люблю, никого! Я так одинока, так одинока!.. Но если ты приедешь ко мне, мы будем как сестры… я на руках буду носить тебя, буду любить тебя… любить!..
Ее голос прервался, и она прижалась к Эмме, как бы ища опоры. И вдруг она наклонилась и, обезумев, несколько раз с жадной страстью поцеловала Эмму в самые губы. Затем, рассмеявшись, она вернулась обратно.
Гребцы взмахнули веслами, и лодка плавно двинулась в морскую гладь.
Эмма стояла словно оглушенная. Чудо свершилось. Внезапно открылось перед ней будущее… Лондон! Счастье!!
Детские голоса заставили ее очнуться. Она кинула еще один взгляд на море. Барка исчезла.
Молча повела Эмма детей домой.
II
Всю ночь Эмма не могла заснуть. Завтра все должно было решиться. Завтра у нее был отпускной день. В Гавардене был еженедельный базар, и Эмма каждый раз ездила туда, чтобы повидаться с матерью, торговавшей на рынке фруктами и птицей с фермы своего хозяина. И тогда у них было два счастливых часочка. Они разговаривали, смотрели друг другу в глаза, пожимали руки; они любили друг друга и были счастливы. В эти минуты они чувствовали себя уже не такими одинокими и потерянными в этом большом холодном мире.
«Впрочем, нужно ли говорить маме о случившемся? — подумала Эмма. — Ведь разлука растерзает ее сердце».
Эмма нетерпеливо дожидалась солнечного восхода и, когда вместе с первыми лучами солнца стала одеваться, все еще была в полной нерешительности, не зная, как поступить.
Одевшись, Эмма передала детей старой служанке и вышла во двор, где ее уже поджидал старик садовник с тележкой.
Когда тележка подъехала к постоялому двору, где обычно останавливался садовник, из дверей вышел Том Кидд. Он всегда поджидал здесь Эмму, когда она приезжала в Гаварден. Только здесь они и могли свободно видеться. Эмма боялась людских пересудов и не позволяла Тому подходить к ней, когда она гуляла с детьми. Но в городе это ему было разрешено. Приходя, он всегда приносил что-нибудь Эмме: маленькую брошку, шелковую ленту, пару пестрых перьев. Несмотря на близкое родство, он обращался к ней с преувеличенной вежливостью, особенно с тех пор, как Эмма побывала в пансионе миссис Беркер.
Том помог Эмме выйти из тележки и пошел с ней к рыночной площади. На нем было надето его лучшее платье, выгодно подчеркивавшее его статность и красивую наружность.
— Я свободен сегодня, мисс Эмма, — сказал он с чистосердечной улыбкой. — Славный денек для меня!
— А что такое, Том? — спросила Эмма, ласково взглянув на парня. — Сегодня день твоего рождения?
— В день моего рождения не было бы ничего особенного. Нет, кое-что несравненно более прекрасное! — И он потряс в кармане золотыми монетами.
— Уж не собираешься ли ты танцевать сегодня вечером под майским деревом?
Он покачал головой, улыбаясь, посмотрел на свою спутницу, после чего медленно и торжественно вытащил руку из кармана и протянул ее к Эмме. На ладони лежала изрядная сумма денег.
Эмма с удивлением посмотрела на него:
— Так много! Как это тебя угораздило, Том? Ведь рыбача столько не накопишь!
— Уж это сущая правда, мисс Эмма: сетями этого не выловишь; но деньги все же заработаны честным трудом. Мне не следовало бы говорить об этом, но вы никому не расскажете. Богатые купцы Честера и Ливерпуля очень любят, когда голландские мингеры и французские мосье являются со своими бригами, нагруженными всякими товарами, на которых не припечатан свинцовый портрет короля Георга.
— Контрабанда? — испуганно вырвалось у Эммы. — Ради Бога, Том, уж не сделался ли ты контрабандистом? Бояться нечего, мисс Эмма, — самодовольно ответил молодой человек. — Это вовсе не опасно. Ну и получаешь кое-какие ощущения… Удовольствие и хороший заработок…
— Да, ты кое-что переживаешь, — глухо ответила Эмма. — Ну а я… — Она резко оборвала речь и пошла далее.
— Вот потому-то я и называю сегодняшний день счастливым, мисс Эмма, — продолжал Том, догнав девушку — У меня имеется достаточная сумма денег, чтобы можно было поговорить с вами относительно миссис Беркер.
— Не называй мне этого имени! — крикнула Эмма, сильно побледнев. — Я никогда не забуду того, что мне пришлось испытать в ее пансионе. Уже когда я поступила туда, я заметила, что все эти баронские дочки отнеслись ко мне с презрением. Но если они были высокомерны, я была горда.