Говорили, что князь Зубов в эту ночь в кабинете Императора держал в руке сверток бумаги, на котором будто бы написан был текст соглашения между Монархом и народом. Тем не менее, этот спор между Государем и заговорщиками, длившийся довольно долго, не привел к желаемым результатам, и вскоре вспыльчивость и раздражительность Павла возбудила заговорщиков, большинство которых были почти совсем пьяны, вследствие чего и произошла вышеописанная катастрофа.
Что касается Александра и Константина, то большинство лиц, близко стоявших к ним в это время, утверждали, что оба Великих князя, получив известие о смерти отца, были страшно потрясены несмотря на то, что сначала им сказали, что Император скончался от удара, причиненного ему волнением, вызванным предложениями, которые ему сделали заговорщики.
На следующий день, 13 марта, мы снова явились в обычный час на парад. Александр и Константин появились оба и имели удрученный вид.
Некоторые из главарей заговора и главных действующих лиц в убийстве выглядели несколько смущенно. Один граф Пален держал себя как обыкновенно; князь Зубов был более шутлив и разговорчив, чем накануне.
Тело покойного Императора, загримированное различными художниками, облаченное в мундир, высокие сапоги со шпорами и в шляпе, надвинутой на голову (чтобы скрыть правый висок), было положено в гроб, в котором он должен был быть выставлен перед народом, согласно обычаю. Но еще до всего этого убитая горем вдова его должна была увидеть его мертвым, без чего она не соглашалась признать своего сына Императором.
Избежать этого было невозможно, и роковое посещение должно было произойти. Подробности этой ужасной сцены были мне сообщены в тот же вечер С. И. Мухановым по возвращении его из дворца, и нет слов, чтобы достаточно выразить скорбь, в которую был погружен этот достойный человек. Насколько помню, вот что он сообщил мне.
Императрица находилась в своей спальне, бледная, холодная, наподобие мраморной статуи, точно такой же, как она была в самый день катастрофы. Александр и Елизавета прибыли из Зимнего Дворца в сопровождении графини Ливен и Муханова. Я не знаю, был ли тут и Константин, но, кажется, что его не было, а все младшие дети были со своими нянями. Опираясь на руку Муханова, Императрица направилась к роковой комнате, причем за ней следовал Александр с Елизаветой, а графиня Ливен несла за ней шлейф. Приблизившись к телу, Императрица остановилась в глубоком молчании, устремила свой взор на покойного супруга и не проронила при этом ни единой слезы.
Александр Павлович, который теперь сам впервые увидел изуродованное лицо своего отца, накрашенное и подмазанное, был поражен И стоял в немом оцепенении. Тогда Императрица-мать обернулась к сыну и с выражением глубокого горя и видом полного достоинства сказала; «Теперь Вас поздравляю — Вы Император». При этих словах Александр как сноп свалился без чувств, так что присутствующие на минуту подумали, что он мертв.
Императрица взглянула на сына без всякого волнения, взяла снова под руку Муханова и, поддерживаемая им и графиней Ливен, удалилась в свои апартаменты. Прошло еще несколько минут, пока Александр пришел в себя, после чего он немедленно последовал за своей матерью и тут, среди новых потоков слез, мать и сын излили впервые свое горе.
Вечером того же дня Императрица снова вошла в комнату покойного, причем ее сопровождали только графиня Ливен и Муханов. Там, распростершись над телом убитого мужа, она лежала в горьких рыданиях, пока едва не лишилась чувств, невзирая на необыкновенную телесную крепость и нравственное мужество. Два верных спутника увели ее, наконец, или, вернее, унесли обратно в ее апартаменты. В следующие дни снова повторились подобные же посещения покойника, причем приезжал и Император. После этого убитую горем вдовствующую Императрицу перевезли в Зимний Дворец, а тело покойного Императора со всей торжественностью было выставлено для народа.
Русский народ по самой своей природе глубоко предан своим Государям, и эта любовь простолюдина к своему Царю столь же врожденная, как и любовь пчел к своей матке. В этой истине убедился декабрист Муравьев, когда во время возмущения 1825 года он объявил солдатам, что Император более не царствует, что учреждена республика и установлено вообще полное равенство. Тогда солдаты спросили; «Кто же тогда будет государем?» Муравьев отвечал: «Да никто не будет». — «Батюшка! — отвечали солдаты, — да ведь ты сам знаешь, что это никак невозможно». Впоследствии Муравьев сам признался, что в эту минуту он понял всю ошибочность своих действий. В 1812 году Наполеон впал в ту же ошибку в Москве и заплатил за это достаточно дорого, потеряв всю свою армию.