Павел. Почему?
Яков. В пятницу первый день занятий. В субботу - второй, а в воскресенье - третье сентября.
Павел. Ну так что ж?
Яков. Зоя Александровна говорила, что третьего сентября утренник в честь нового учебного года.
Павел. Если на зорьке встать, то к утреннику как раз поспеем.
Яков. Не люблю я на зорьке вставать! ( Смотрит на озеро.) Смотри, народищу сколько! И все удят. А костров-то, костров сколько!
Клава. Небось, со всех деревень сошлись люди!
Павел. Каждое воскресенье так на озере... Со всех деревень сходятся и на всю ночь. Красиво, правда?
Яков( зевнул). Угу... Давайте уху есть, ребята?
Клава. Ухи не дам, пока Мотя не придет.
Яков. А если она, это самое, только через час придет?
Клава. Все равно не дам!
Яков. Беда с девчонками!
Павел( вдруг). Клава, смотри, белка!
Клава. Где, где?
Павел. Вон, вон, на березке... Видишь?
Клава идет к березке. Павел дергает Якова и жестом зовет его к костру. Мальчики хватают ложки, торопливо хлебают уху.
Клава. Где белка-то? Я не вижу.
Павел. Правее, Клава, правее.
Яков. Ага, правее, правее...
Клава. Да нет здесь никакой белки! ( Оборачивается к мальчикам и, возмущенная, бросается к костру.)
Мальчики со смехом разбегаются в разные стороны.
Как не стыдно?
Вбегает Мотя.
Мотя. Ребята!..
Яков. Пришла! Давай уху есть!
Мотя. Ребята, за мной Петька длинный идет!
Яков. Опять Петька!
Павел. Ну, я ж ему!..
Мотя( удерживает его за рукав). Паша, не надо...
Павел. Пусти! Все равно драться будем.
Яков. Пашк, а ты не бойся... Если что, я помогу...
Входит Петр. Он настроен явно не воинственно. Больше того, он смущен и глядит растерянным.
Павел. Ну?.. Чего стоишь?.. Ну?..
Яков. Ну?..
Петр( тихо). Вы меня за человека не считаете... а я вот... пришел... ( Неожиданно всхлипнул.)
Павел( недоверчиво). Чего это ты?.. Петька!? Да ты что?.. ( Смягчаясь.) Петьк, ты чего молчишь? Слышишь?
Петр. Ты... про записки знаешь?
Павел. Про какие записки?
Петр. Ну, что в Иерусалиме бог против колхозов выступал... Голос его, что ли, был слышен...
Павел( насторожился). А что?
Петр. Эти записки наша соседка с Кулукановым сочиняла...
Павел. Врешь?!
Петр. Право слово... Меня мать послала к нему хлеба одолжить, я вошел в сени, да все и услышал. Потом Кулуканов увидал меня и говорит: «Молчи, а то голову оторву!»
Мотя. Вот вредный!
Петр. Тут нищенка ходила. Так они и научили ее эти записки бросать!
Павел( восторженно хлопнул его по спине). Петька! Дружище! Ох, Петьк!
Мотя. Петя... садись!
Яков. Садись, Петька, у костра! Ешь!
Петр. Ребята, а вы меня к себе примете?
Павел. Ну, ясно, примем!.. Вот узнает народ про записки!
Яков. Сколько смеху будет!
Клава. А ты сомневался, думал, что правда?
Яков. Кто-о? Я?.. Да я, это самое, и в бога совсем не верю! Это ж курам на смех! Бог речь о колхозах держал! Тоже мне оратор! ( Увидел, что ребята едят уху.) Эй, дайте же мне ухи!
Клава. На тебе самую большую миску.
Яков. Вот это правильно!
Мотя. Паш, иди сюда... ( Отходит с Павлом в сторону.)
Клава. Паш, Моть, уха остынет.
Павел. Сейчас...
Яков. Заговорничают... Секреты от товарищей завелись. ( Вдруг негромко запел.)
Тили-тили тесто,
Жених и невеста!..
Мотя( голос ее задрожал). Сам ты жених! Я... я... домой пойду!
Клава. Брось, Моть. Да он же просто так, балуется!
Павел. Дурень ты, Яшка!
Мотя. Он думает, как сидим рядом, так, значит, жених и невеста... Все пионеры дружить должны!
Яков. Ну, ладно, ладно...
Павел. Вот я тебе дам «ладно»!
Яков. А у тебя, это самое, секреты от друзей завелись!
Павел. Да ты знаешь, про что она говорила?
Яков. Про что?
Павел. Вот нарочно не скажу! Ешь, Мотя, наберемся сил и всыплем ему как следует!
Яков( после паузы). Что-то похолодало...
Петр. Ага...
Павел. Осень... Листья желтеют.
Клава. Конец августа... А на Черном море, Зоя Александровна говорит, еще розы цветут!
Павел. Там и в декабре цветут!.. Ребята, вот я думаю, какая же страна наша большущая!
Клава. Ох, большущая!
Петр. Больше нет!
Павел. На одном конце еще морозы бывают... снег! А на другом уже сеют хлеб и деревья зеленые!
Яков. Мой папанька в Красной Армии был, в этой... в Средней Азии. Там они с басмачами дрались - такие бандиты были... Вот жарища там! Шестьдесят градусов! И песок. Едешь день - песок, едешь два - песок.
Клава. Пустыня...
Павел. А Зоя Александровна говорит, что такое время будет, когда и пустыня родить хлеб начнет!
Клава. Это, если речку провести, орошение сделать.
Павел. А еще, наверно, такие машины сделают, чтобы тучи собирались, и, когда надо, дождь будет итти.
Яков. Вот загнул! Какая же это машина на небо полезет?!
Павел. Может, самолет такой будет!
Яков. Гром ка-ак жахнет - так твоего самолета и нет!
Павел. А может, еще через радио... Знаете, ребята, какое радио, наверно, будет? Сидим в Герасимовке и Москву видим.
Клава. Красную площадь!
Яков. И Кремль?
Павел. И Кремль!
Клава( радостно и мечтательно). И Кремль!
Павел. Обязательно увидим!
Совсем стемнело. Огромная луна всплыла в облаках и залила чудесным светом лес и озеро. Неясно поблескивают огоньки дальних костров. Тихо. Мотя вполголоса запела: «Взвейтесь кострами, синие ночи...» Остальные негромко подпевают. Из темноты к костру подходит Данила.
Данила( прикуривает у костра). Рыбачите?.. Пионеры...
Яков. Рыбачим!
Данила. Ну-ну, рыбачьте... ( Усмехнулся презрительно, поправил на плече куртку, отошел во мрак.)
Яков. Носит его здесь! Всегда он насмехается.
Клава. Ребята, а вы видели, какая у него рубашка?
Мотя. Какая?
Клава. Кулукановская.
Петр. На груди зеленым вышито.
Мотя. Подарил ему, наверно, Кулуканов. Что-то часто Данила стал в гости к Кулуканову ходить... Паш, и дед Серега к нему ходит, я видела.
Павел. Ну и пусть ходит!
Петр. Данила хлеб помогал молотить Кулуканову. Еще и из другой деревни Кулуканов батраков нанимал. Из нашей теперь боится. Ох, и хлеб у него хороший!
Мотя. А в сельсовете сказал - град побил! Хлеб государству сдавать не хочет.
Павел. Ребята, нам очень важное дело поручили. Мотя, дай-ка ту бумажку... Ей в сельсовете список дали, кто не хочет хлебозаготовки выполнять. Так вот... Яшка, ты завтра будешь в избе-читальне объявления писать.