Галина. Без подготовки?
Судакова. А я готовилась. Я смотрела на Серафима Ивановича. Изучала черты его лица.
Галина. Это я замечала.
Судакова. У нас профессия — характер через лицо узнавать.
Галина. А он бесхарактерный, он добрый...
Судакова (раскрывая мольберт, доставая кисти, Чайке). Если вы у верстака присядете спокойно, не обращая на меня внимания...
Чайка (садясь на табурет, напряженно смотря на Судакову). Так?
Судакова. Не прячьте руки...
Галина. Ну, шо ты прячешь руки?
Чайка. Може, рубанок взять?
Судакова. Вы ж не плотник... Вы комбайнер...
Чайка. Може, руль взять от комбайна? У нас есть запчасти в мастерской...
Судакова. Меня интересует ваш внутренний мир... (Делает несколько взмахов кистью.) У вас масла какого-нибудь нет?
Галина. Вам подсолнечное или сливочное?
Судакова. Мне бы технического какого... По лицу бы провести, чтоб запачкано было...
Галина. А зачем же? Он у меня чистый, опрятный, аккуратненький...
Судакова. Чтоб виден был трудовой процесс. Серафим Иванович человек труда...
Галина. Маргарита Ивановна, вы его так у комбинезоне и будете изображать на полотне?
Судакова. Да, комбинезон хороший, ношеный. (Чайке.) Может, кепочку наденете?
Галина. Не согласна.
Судакова. Галина Дмитриевна, мне так лучше.
Чайка. Галю, ты иди... Займись чем-нибудь.
Галина. Ты мне не указывай. Сама грамотная. (Судаковой.) У вас, конечно, много объектов. А у меня один муж, и менять не собираюсь. Так на что ж он для меня и для всей грядущей истории изображенный в драном комбинезоне, в кепке, под которой он свою шевелюру от солнечных лучей прячет? Я хочу его видеть в роскошном виде... Шоб он красивый был, шоб одежда на ем была, как он в праздники ходит... У вас тут черной краски выдавлено много, она што, дешевле?
Судакова. По натуре... Комбинезон такой...
Чайка (поднявшись). Галю, не срывай ответственное задание.
Галина (мягко). Маргарита Ивановна, нехай он украинскую вышитую рубашечку наденет... Я ему из Киева привезла... Она ему дюже к лицу... Ну, сделайте такую милость... Он же у меня один, Серафимчик мой родненький.
Судакова. Я как-то задумала иначе...
Галина. А вы передумайте... Шо ж он у меня чумазым будет!
Судакова. Хорошо. Я согласна. Попробуем так...
Галина. Мне, може, выгодней было б, чтоб он не очень выделялся, а то влюбится еще какая незамужняя, до мужиков охочая... Но я на все готовая, чтоб только им любоваться. А ежели черную краску оплатить треба — мы согласны расходы нести!
Судакова. Нет, ничего не надо. Я согласна, переодевайтесь, Серафим Иванович.
Чайка. Ох, Галю, Галю, шо ты только вытворяешь. (Судаковой.) Вот так, понимаете, терзаюсь с ней... (Уходит в дом.)
Галина. Так какие же це терзанья — це любовь. Маргарита Ивановна, а купить вашу картину можно?
Судакова. Государство закупает. Если картина удастся — на выставку пойдет.
Галина. А ежели не удастся?
Судакова (смеется). Тоже пойдет.
Галина. Интересно. А у нас за огрехи взыскивают.
Судакова. И у нас, бывает, взыскивают. Я для вас копию сделаю.
Галина. А вместе нас с Серафимом нарисовать нельзя?
Судакова. Ну, это как-то... трудно соединить...
Галина. Понимаю, мужиков интересней рисовать.
Из дома выходит Казанец, проверяет белье — высохло ли?
Не подсохло бельишко?
Казанец. Ветру нема.
Галина. Ты б вентилятор поставил.
Казанец. Ты своих заимей — тогда суди. Лучше бы пищу помогла готовить.
Галина. Некогда, портрет Серафима как передового бригадира писать будем.
Казанец. Вывела ты своего мужика в люди?
Галина. Я — Серафима, а тебя — Павлина в надлежащее положение.
Казанец. В тебе яду на заправку цистерны гербицидов хватит. (Уходит в дом.)
Выходит Чайка, в украинской рубахе, светлых брюках.
Чайка. Може, так будет подходяще?
Судакова (прикидывая). Да, пожалуй, так будет хорошо. Садитесь, Серафим Иванович. Не будем терять время.
Галина (Чайке). И что ты так долго переодевался? Усе красуешься? Понравиться желаешь?