— Чего трезвонишь? — услышал наконец я.
— Я тоже рад тебя слышать, Сорокина. Ты где сейчас?
— Дома… У мамы день рождения. А ты чего хотел?
Я поморщился. Виктория Анатольевна, мать Сорокиной, как-то не вовремя родилась. Как раз тогда, когда мне требовалась помощь её дочери.
— Встретиться хотел.
Сорокина молчала несколько секунд, я ждал и чувствовал, что, вообще-то, она не против свинтить с дня рождения, где наверняка собралась вся её семья, которую Наташка не то что не любила, но старалась поменьше общаться. Особенно с матерью, так как та, по рассказам Наташки, была тем ещё тираном и любила только старшего сына. Я не слишком верил, потому что Наташка всё любила утрировать, но и совсем не упрекал её во лжи: с семьёй Сорокиных я не знаком. Только с сестрой Наташки пару раз пересекался, когда заходил за ней. А вот брата никогда не видел, хотя Наташка говорила, что тот довольно часто появляется у них, хоть и живёт отдельно.
— Хорошо. Давай встретимся в «Егере» через полчасика?
— Идёт. Я буду там раньше. Закажу тебе медовуху.
— Отлично, — она отключилась, и я, уже более воодушевлённый, сел в автобус.
«Егерь» находился в паре улиц от Наташкиного дома. Мы там бывали часто, когда встречались. Наташка его отчего-то очень любила, хотя обстановка там ещё та: «Егерь» больше походил на пивнушку, чем на нормальный бар. Этакая «наливайка» для местных. Но медовуху там подавали действительно классную.
Свободный столик удалось найти с трудом: всё было забито среднестатистической пьянью. Я снова подивился тому, что Наташка действительно любит тут бывать, и заказал два стакана медовухи у подошедшей официантки.
Сорокина, конечно, опоздала минут на двадцать, когда я уже думал ей снова звонить. Она плюхнулась на стул, потянула к себе свою кружку и только потом решила поздороваться в привычной манере, начиная сразу с главного:
— Что случилось-то?
— Увидеться хотел.
— Хорош заливать, — поморщилась она. — Ты просто так не звонишь, чтобы увидеться. Снова с твоими парнями проблемы?
Наташка давно была в курсе того, что я девками не интересуюсь. В конце десятого класса я ей первой признался, потому что тогда мы начали общаться гораздо ближе, чем с кем-то другим. Она и тогда меня поддержала, и потом. В дальнейшем оказалось, что её брат тоже гей, потому она совсем прониклась и даже предлагала познакомить. Но я предпочитал искать себе парней самостоятельно.
— Ну? — выжидающе глянула на меня Наташка, доставая пачку сигарет: совсем не женских, толстых, с оранжевым фильтром — красный «Мальборо».
Я вытянул из её пачки одну, так как мои закончились, и закурил. И лишь после этого начал рассказывать. Рассказал и про Костика, который в последнее время вёл себя странно, и про Гошку, и даже про Никиту, хотя про последнего не так уж много знал, но к слову пришлось.
Сорокина внимательно слушала, отхлёбывала из своего бокала и не перебивала. За это я её любил. Она всегда могла выслушать, а мне обычно большего и не надо было. Но сегодня не тот случай, и я отчаянно нуждался в мнении со стороны. Друзей-парней, с которыми я мог бы посоветоваться, как и друзей-геев, у меня не имелось. С последними я предпочитал спать, а не дружить, обычные парни меня бы просто не поняли. А вот с Наташкой можно было и пооткровенничать.
— Прекращай мучить своего Костика, — сказала Наташка, когда я, выдохнувшись, закончил и залпом выпил оставшуюся в бокале медовуху.
— Я его не мучаю.
— Только ты так считаешь, походу, — поморщилась она.
— И Костик. Он ведь не говорил, что его что-то не устраивает.
— А ты сам догадаться не можешь, да? Ерохин, ты совсем тупой, что ли? Мозги все вытрахал?
Я обиженно засопел. Наташка всегда отличалась прямолинейностью, граничащей с грубостью. Порой это напрягало, а иногда и вовсе обижало, как сейчас. Наташка поджала губы и посмотрела на меня со знакомым осуждением — так обычно смотрел Костик. И я обиделся ещё больше.
— Тебе Костик этот не нужен. Держишь парня в запасе, вдруг трахнуться не с кем вечером будет. Тоже мне, встречание. Отпусти его, пусть найдёт себе нормального парня уже, а не такого кретина, как ты.
— Сорокина!
— Что «Сорокина»? — она вздёрнула брови и взяла из пачки ещё одну сигарету. Подкурив, задумчиво перевела на меня взгляд и спросила: — А этот Гошка что? Нравится тебе?
Я повёл плечами. Сам не знал. То, что он привлекал меня, — это точно. Но вот нравился ли? Как любая женщина, какой бы она ни была закоренелой пацанкой, Наташка всё равно имела в виду ту-самую-симпатию, от которой бабочки в животе, голове и в остальных конечностях. Я такого чувства ещё не испытывал.
— Не знаю. Член его нравится.
Наташка закатила глаза и вздохнула. Потом снова стала серьёзней, облизала губы и, отложив сигарету, доверительно сказала:
— Глаза, говоришь, у него серые.
— А это тут при чём? — удивлённо спросил я, не совсем понимая, к чему она ведёт. Кажется, за те два месяца, что мы с ней не виделись, она стала ещё более странной, чем обычно.
— Ну-ка, Ерохин, скажи мне, какого цвета глаза у Костика?
Я задумался. Вообще-то, совершенно не помнил. Вроде бы тёмные. Или светлые? Волосы ж у него светлые. Значит, и глаза, скорее всего, тоже будут серыми или голубыми. Или зелёные? А может, всё-таки карие? У меня даже голова разболелась от такого мыслительного процесса, потому что образ Костика передо мной вставал точно, а вот цвет глаз разобрать я не мог.
Наташка удовлетворённо улыбнулась и положила ладонь на мою, некрепко сжав: