Пятого мая, ровно в три часа, — переезд из пыльного города на лето в Колтуши. Один только раз — в последнее лето его жизни — переезд произошел с опозданием. Павлов вышел из машины с часами в руках. Стрелки показывали половину четвертого.
— Я не виноват, — оправдывался он, — это у шофера что-то стряслось…
История знала лишь одного такого же пунктуального ученого — великого философа Канта. Его появление на улицах Кенигсберга служило поводом для жителей подводить стрелки часов.
И. П. Павлов и его «городковая команда».
И речь, и манеры, отношение к людям с годами оставались у Павлова те же. Он прожил в столице шестьдесят с лишком лет, не усвоив ни традиций, ни форм отношений, свойственных его кругу. Провинциальной простотой звучала его речь, подкрепленная энергичной жестикуляцией. «Нынче середа», говорил академик. «Пущайте метроном», «Пискучий голос», «Набашковался парень». Соратника он называет «сопоспешником», столкновение — «сшибкой».
Никаких привилегий себе и никаких преимуществ прочим.
— Садитесь, говорю вам! — сердится он на помощника, который из деликатности отказывается сесть. — Бросьте эти церемонии, батенька, — настаивает он и солидным толчком усаживает упрямца на стул.
Непосредственный и прямой, он не выносит притворства, лести, этикета.
— Подумайте только, — возмущается ученый, — наш зяблик оказался грязной скотиной! Приехали на дачу — кругом весна, благодать, взяли да выпустили его на волю. Полетал он, полетал и в клетку вернулся… Экая подлиза, низкопоклонник!
Без достаточных причин он не уважит и высокую особу. После закрытия физиологического конгресса в Риме делегаты отправились на прием в Ватикан. Павлова не было среди гостей римского папы.
Провинциал из Рязани на всю жизнь сохранил любовь к домашнему уюту и в гостиницы не заезжал. Он скорее остановится в санатории, на квартире у друзей. Для дачи он избирает себе дикую местность, не гнушается топором и лопатой, сам приводит в порядок свой летний дом.
Все в нем незыблемо просто: и взгляды на жизнь, и обращение с людьми, и приемы изыскания. Просты до смешного его техника и методика; при изучении процессов пищеварения заключения выводились из отсчета выделявшихся капелек сока. Закономерности высшей нервной деятельности основывались на измерении выделяемой собакой слюны.
Просты были методы и несложна механика: колокольчик, метроном, кормушка и кусочек «менделеевской замазки»[3] — составляли его основной инвентарь.
И П. Павлов и его жена — С. В. Павлова (1935).
Его жизнь потоком идет в крутых берегах, нерушимых и тесных. Старость трудна, но в смерть он словно не верит, отделывается шуткой, когда упоминают о ней:
— Я нашел способ ограничить коварную старость. Есть такое средство у меня. Сам додумался, своей головой…
Восьмидесяти пяти лет он сажает кусты и лукаво усмехается:
— Мы с этой яблоньки еще яблок поедим.
И, глядя на него, когда он бежит через поселок к пруду, так, что внучки едва поспевают за ним, кое у кого закрадывается сомнение. Кто знает, вдруг в самом деле придумал, ему все доступно, — взял да изобрел.
Молва утверждала, что автор условных рефлексов верит, что небо пошлет ему долголетие. Он праздники блюдет, в дни пасхи и Нового года в лабораторию не ходит.