Мы переглянулись, Орлиный Нос покачал головой, мол, рано пока, тяни время.
— Это еще зачем?
— Пусть… позвонит…
А вот сейчас это сипение и кряхтение никому уже не понравилось, тут два варианта, либо у него болит горло, либо… кто-то на это самое горло давил. Орлиный Нос прямо-таки учуял запах паленого и вырвал у меня трубку:
— Виктим, Алек Рей слушает. Что случилось?
— А-а-а-алек Ре-е-ей!
Полный атас, попали, что называется! Почему-то я сразу вспомнил голос того психа, хотя слышал его один раз, а разобрать что-либо из этого мешанины звуков было трудно.
— Я найду тебя. И убью, — сказал детектив самым серьезным тоном. — Не сомневайся.
— Иди к нам, или его съедят. Тик-так, тик-так, ха-ха-а…
В динамике зарычало и зашипело, мы аж отошли чуть ли не на полметра, и на пике громкости связь оборвалась — не удивлюсь, если он раздавил телефон от переизбытка эмоций. Орлиный Нос тоже был на взводе, бросил трубку в стену, и та разбилась на мелкие кусочки. Вот вроде хорошая новость, мол, надежда еще жива, пока только при смерти, но общий дух подорвался конкретно так, я бы сказал, упал на уровень плинтуса. И как-то неосознанно мы прошли в гостиную, уселись на диване и креслах.
Я смотрел то на ковер без понятия, что вообще происходит, то на Мудрого Филина, который сморщился, как перезрелый фрукт, глаза бегали туда-сюда, листали гирлянду мыслей. Детектив уставился прямо на потушенный камин, злой, как тысячи чертей, руки на коленях, желваки ходят ходуном, взгляд буравит обугленное полено, того гляди и распалит. Ситуация и правда плачевная, что тут еще сказать, одна из тех самых безвыходных, которых не существует, да вот мы бы сейчас поспорили!
— Я наивно полагал, что мы сражаемся с малоразумным животным, хоть сколько-то предсказуемым, но то, что я сейчас услышал… пусть в некой мере и удивительно, но в большей степени ужасающе. Подумать только: он способен разговаривать! Не подражать, а складывать осмысленные, грамматически верные предложения! Также ему известны понятия времени, звука часов и такой истинно человеческий прием как шантаж. Поймите меня правильно: кошмары, как и многие живые существа, всецело повинуются инстинктам, а потому нормальный — да простит мне Господь это слово в отношение чудовища! — кошмар без каких-либо раздумий принялся бы есть ребенка. В нашу первую встречу Мэд Кэптив не мог даже разговаривать, но, похоже, он учится, умнеет, очеловечивается, если можно так выразиться, причем уже в геометрической прогрессии.
— Но это же пока не главная беда для города, так? — сказал я. — Я имею в виду, он там с ночи, значит вернется сюда черт знает когда.
— К сожалению, нет.
— В смысле?! Это что еще за верх несправедливости? Может, он и бессмертный в придачу, чего уж мелочиться!
— И я опасался этого более всего, — продолжал Мудрый Филин, — ведь он монстр, пусть и в человеческом теле. Он в своем мире, и на него временной парадокс не действует, как мы можем видеть по вчерашнему событию…
— То есть если мы не успеем найти его в том мире монстров, а это очень даже может быть, он вернется сюда через секунду, а мы — через парочку лет, когда он тут уже всех сожрет? Отлично, просто замечательно!
То ли мои слова расстроили его, то ли он что-то придумал, но таким обреченным я видел разве что висельников в кино, будто он уже мысленно похоронил себя, а то и всех нас. Немой вопрос, что будем делать, плавал в воздухе, оседал облаком на коже, зудел, и Мудрый Филин объяснил:
— И все же последняя надежда у нас есть… Наше Общество обнаружило, что, если ввести себе кровь — вернее, внутреннюю жидкость, — кошмара, можно миновать временной сдвиг. Неприятность в том, что испытуемые животные, такие как морские свинки, кролики, белые крысы и даже кошки, погибали около двенадцати минут спустя. За это время практически невозможно найти минерал, поэтому мы отказались от этой идеи. Наряду с этим была озвучена другая крайне занимательная идея…
— Эксперименты на людях, — сказал детектив.
— Верно, мистер Рей. Наши ученые выдвинули гипотезу о том, что, исходя из массы, количества крови, а также регенерационной способности, человек сможет выдержать кровь кошмара в течение часа или даже нескольких часов. Впрочем, предположение и осталось таковым, поскольку Общество не дало одобрения идти на подобный риск. Пусть нас и насчитывается сотни по всему миру, жертвовать даже одним товарищем мы не можем ни с моральной, ни с практической точек зрения. Однако сейчас исключительный случай…