Глухарь собирался уходить, когда раздался странный звук. Оглянувшись, он понял, что это не храп: Пашка задыхался. Ему стало плохо, и то, что выходило изнутри, густой темной пеной перекрыло доступ кислорода. Рвотная масса пузырилась на губах, из носа стекали капли мутной жидкости. Пашка хрипел.
Глухарь застыл на пороге.
Самое страшное, что Пашкино тело не оказывало никакого сопротивления. Чуть подрагивали пальцы на руках, да дергались веки, вот и все. И только ближе к концу, Пашка вдруг содрогнулся. Крупная дрожь сотрясла тело, выгнув его дугой. Судорога свела пальцы и страшно исказила лицо. Еще секунда, и Пашка затих. Агония продолжалась от силы несколько минут, но тогда показалось, что прошла вечность.
С трудом переведя дыхание, Глухарь очнулся, но не двинулся с места. Лишь тогда осознав, что на протяжении целой минуты не дышал. Боялся дышать, чтобы не вмешиваться в решение Судьбы. Потому что последний год подсознательно желал Пашке смерти.
В состоянии, близком к бесконтрольному, Глухарь простоял в дверях еще некоторое время, потом вышел из комнаты.
А в соседнем помещении продолжалась вакханалия.
Глухарь бесшумно оделся, и одним неслышным щелчком захлопнув входную дверь, вышел из квартиры.
Еще день, неделю, месяц, его преследовало мертвое Пашкино лицо. Потом прошло.
Пашку увезли в морг, врач констатировал смерть от сердечной недостаточности. Кто будет возиться с постановкой диагноза, когда все симптомы делирия налицо?
Случайная смерть, вполне обычная при Пашкином образе жизни, не должна была вызвать подозрений. В первую очередь у бывшей жены, если она получила указание в случае насильственной смерти обращаться в полицию. Зная Валерию, Глухарь предположил, что вполне могло так сложиться, что она вообще не станет иметь дело с прокуратурой. Особенно в первое время. Но поручиться за дальнейшее он не мог.
А что касается совести…
Мог ли он спасти Пашку? Безусловно, мог. Достаточно было перевернуть его на бок, чтобы обеспечить, выражаясь медицинским языком «доступ кислорода и отток рвотных масс».
Теперь посмотрим на это с другой стороны, удобной для оправдания. Могло ли случиться так, что Глухаря вообще в той комнате не оказалось?
Так его там и не было!
- Слушай, брат, - сказал Глухарь на следующий день Генке, - не перекладывай с больной головы на здоровую. Мне стало плохо, я вышел проветриться. Не знаю, что в голову взбрело, но я поймал такси и до утра катался по ночной Москве. Ты же помнишь, как мы все перебрали?
Поверил ли ему Генка, не суть важно.
Главным оставалось то, что вот была проблема – и нет ее.
Глава 10
Валерия прислушалась: никого нет. Во всяком случае, обострившийся слух отказывался улавливать в квартире присутствие хозяина. Где-то, то ли на кухне, то ли в ванной, капала из крана вода.
Смешно рассчитывать на то, что дверь окажется открытой. Тем не менее, Валерия подергала за ручку. Закрыто.
Вот оно, ее новое жилище. Три метра… Валерия мысленно прикинула размеры. Да, метра три в ширину, два в длину. И, метра четыре, наверное, в высоту. Большая комната. Для комнаты без окна. Грязно-желтые, старенькие обои с мерзким зеленым узором.
Неожиданно, тот факт, что в комната давно требовала ремонта - старые плинтусы, потрескавшийся потолок, скрипучий паркет - внушили ей такое острое чувство безысходной тоски, что она едва не задохнулась. Девушке вдруг пришло в голову, что темница без окон, с подвешенной к потолку одинокой лампочкой, была свидетельницей многих страданий. Что год за годом, в этом страшном месте отдавали Богу души несчастные и одинокие создания, вроде нее. Все вокруг, несмотря на то, что было представлено в единичном экземпляре, и диван, и плед, и лампочка, и баллон с водой, и, особенно, ночной горшок, - казалось пропитанным атмосферой безнадежности.
До боли закусив губы, чтобы ненароком не расплакаться, Валерия зажмурилась, пытаясь хотя бы на миг потерять ощущение печальной реальности.
Робко возникшая мысль о том, что из любого положения можно найти выход, исчезла, не внушив оптимизма.
Беспомощность, тяжелым грузом придавила плечи, заставила закрыть глаза и опуститься на корточки. Самое страшное заключалось в том, что Валерия не видела выхода из создавшегося положения. Доказать свою непричастность к мифическому тайнику обезумевшему Анатолию, не представлялось возможным. Что говорить, если он ее не слышал?