Или не хотел слышать. Холодная змея леденящего душу подозрения, что живой ей отсюда не выйти, сжала горло. Сознание панически заметалось, пытаясь отыскать жизнеутверждающие доводы. И не найдя таковых, поджало хвост, уступив место отчаянию.
Состояние, близкое к истерике опрокинуло Валерию на диван. Она не старалась сдержать слезы, после которых может появиться возможность рассуждать логически, хотелось только одного: целенаправленно перейти к этому этапу, минуя период неизбежных рыданий.
Валерия всхлипнула. Предела у жалости к себе не было. Просто тихие слезы сменил громкий плач. Она плакала в полный голос, не стесняясь, по-детски размазывая слезы по щекам. Кажется, она пыталась что-то говорить, с трудом проталкивая слова сквозь сдавленное горло. Кому-то жаловалась. Кого-то обвиняла.
Сколько времени продолжалась истерика, Валерия не знала. И, наконец, наступил долгожданный момент, когда на то, чтобы кусать губы и заламывать руки не осталось сил. Забившись в угол, Валерия поджала ноги, уставилась в пол и перевела дух. Жалости к себе не убавилось, но появилось желание тихо и спокойно размышлять. Удивительно, но в голове вертелись одни только глупости. О том, что очень хочется есть, и, особенно, спать.
Свет неприятно резал глаза, уставшие от обилия слез. Дилемма что лучше: постараться заснуть или выключить свет казалась ей неразрешимой. В отчаянии перекатываясь с боку на бок, Валерия вскочила и дотянулась до выключателя, уже предчувствуя, что станет только хуже.
И точно.
Темнота. Валерия закрыла глаза. Опять темнота. Настойчиво хлопая глазами, каждый раз убеждаясь, что ничего не меняется, она сдвинула плед в сторону и свесила ноги с дивана. Потом села. Темнота усугубилась тишиной. Неприятное чувство, что это конец, и света не будет никогда, задавило Валерию. Достигнув апогея, оно заставило вскочить, производя как можно больше шума. Лишь бы только не слушать мертвую тишину! По стенке, на ощупь, умудрившись задеть и баллон с водой, и ночной горшок, Валерия добралась до выключателя.
Вспыхнувший свет ослепил. Зажмурившись, и закрыв для верности глаза руками, Валерия еще миг привыкала к тому, что вместе с темнотой, отступает и тишина.
Промучившись без сна, ближе к утру Валерия снова выключила свет и не заметила, как задремала.
Хрупкая грань сна и яви оглушала, лишала умения разбираться в окружающем пространстве. Духота накрыла Валерию плотнее пледа. Сердце билось громко и отчетливо. И, пожалуй, это был единственный реальный звук. Во всяком случае, ей хотелось в это верить. В полусне метались мысли, одна мерзопакостней другой, как нарочно готовили почву для последующего кошмара.
В абсолютной тишине даже слабый щелчок открывающегося замка показался равносильным грому.
Тихие шаги приближались. В такт шагам поскрипывал паркет.
Валерия не сомневалась - если ничего не предпринимать, то скоро все кончится. Шумный выдох раз за разом отмечал приближение человека.
Осознание абсолютной опасности задержалось на пути между пониманием и способностью действовать. Жажда помешать человеку осуществить свое гнусное намерение слабела. Сердце по-прежнему поддерживало бешеный ритм. Валерия чувствовала его теперь повсюду: на шее, в кончиках пальцев, на губах.
Человек замер у самого дивана. От него повеяло неприятным запахом. И это явилось последней каплей, чтобы Валерия смирилась. Будь, что будет.
Господи, взмолилась она, поскорее уж! В ответ на ее просьбу, что-то сжало шею с такой силой, что девушку вздернуло в воздух, оторвав от дивана. Цепляясь скрюченными пальцами за несуществующие зазоры между веревкой и шеей, Валерия боялась только одного, что не хватит мужества выдержать боль до конца. Что нечеловеческие мучения будут продолжаться вечно, причиняя ей непереносимую боль! Прошла целая минута, а боль и не думала кончаться.
- Господи, - захрипела Валерия и заставила себя открыть глаза.
Сквозь щель под дверью пробивался свет. Сдавленное горло с трудом втянуло душный, плотный, но до безумия желанный воздух.