— Послушай меня, еще не поздно, не ходи с ними. Они сейчас очень возбуждены, способны на любые безумства, а я бы не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Когда Авель расстался с ним, в голове у него было пусто, тело стало каким-то легким. В ту ночь ему приснились Давид и Романо. Они были очень близко, по ту сторону ручейка, и, отчаянно размахивая руками, звали его к себе: «Идем, ну смелей, это совсем легко, а с нами ты будешь вечно молод». Когда он проснулся, сердце ужасно билось и лоб был мокрый. Он повернулся к окну и вскрикнул — бритоголовый мальчишка в жуткой маске до самого рта смотрел на него недобрыми хитрыми глазами. Авель привстал, и мальчишка в ту же секунду исчез в густой листве.
К вечеру Архангел пришел за ним, словно ничего не случилось. Ребята ждали в лощине, и они все вместе пошли вниз, в лощину. По дороге Архангел спрашивал его о Давиде, но у Авеля не было сил ответить. Может быть, он предчувствовал свою судьбу, и взгляд его стал глубоким, как будто, не задерживаясь на оболочке предметов, он пытался проникнуть в самую суть. Когда они спускались по склону, к ручью, ему почудилось, что все подстерегает его — и звери, и деревья, и люди. Море было гравюрой свинцового цвета, волны окаменели. В небе сгрудились грозные тучи, и, словно прорывая затянувшееся ожидание, самолет с красно-желтым флагом мелькнул над их головами оранжевым метеором и спикировал прямо на батарею.
— Война, война! — заорали мальчишки.
Метеор вызвал бурю — заметались растрепанные сосны по краям тропинки, по морю побежали белые клочья пены. Теперь самолет кружил над бухтой, и у мальчиков забилось сердце от страха, когда они увидели бомбы — одну, две, три, четыре. Почти сразу круглые облачка поднялись над волнорезом и растаяли в пепельном вечернем небе.
Зенитки открыли огонь, но самолет уже набрал высоту. На батарее горело одно строение, солдаты несли на носилках раненого. Мальчики пошли разузнать, что там такое, и услышали автомобильный гудок. Это ехал Элосеги. Авель помахал ему, он остановился. Они не заметили, как Авель от них ушел; он ухватился за Мартина, как утопающий хватается за доску…
— Он понимал, что с ним будет? — спросил Сантос.
Мальчик ответил не сразу. Опустив голову, он испуганно, вопросительно смотрел на отца.
— Кажется, понимал, — сказал он. — У нас почти все догадались. И потом, он сам сказал Архангелу, что учитель его предупреждал.
— Тогда зачем он к вам вернулся? — спросил Сантос.
— Не знаю. Понятия не имею.
Не смея поднять глаза, Эмилио сообщил, что было дальше; расстрел, сказал он, откладывали несколько раз, потому что в интернате засели солдаты. После того как фашисты бомбили форты, офицер приказал перебазироваться и, с разрешения Кинтаны, забрал все комнаты первого этажа. Это не было на руку Стрелку, и в тот же день постановили убрать учителя.
— У нас уже давно был в лесу склад оружия, мы только ждали, когда уйдут войска, чтобы забрать и то, ихнее…
Пока что, сказал он, они таскали вещи, которые беженцы бросили у дороги. Фургоны, одеяла, мешки, матрацы, старую утварь. Как-то недалеко от моста они нашли автомобиль. Он хорошо помнил: все утро лил дождь, и в поле, у тополей, остро пахло свежей землей. Золотистый солнечный свет лился на мокрую траву, легкие мотыльки усеяли воздух белыми точками. Капот у машины был поднят, и она казалась издали сказочным чудищем с разинутой механической пастью. Они нерешительно подошли, опасаясь засады, увидели, что нет никого, и заорали: «Ура!» В багажнике лежал мешок сахара и старый приемник. Сахар слопали тут же, черпая горстью, а приемник разбили прикладами. Обыскав машину как следует, они облили ее бензином и подожгли.
Темнело; прожорливое легкое пламя поднималось к небу. Волны горячего воздуха разбивались об их щеки, и созвездие пляшущих искр весело летело вверх. Они в первый раз провернули такое дело, это оказалось совсем просто, и все приободрились. Потом, когда движение на шоссе стало еще сильней и вещей бросали больше, ребята носились по лесу, увешанные шинами, клаксонами, рулями. Обочины шоссе были усеяны разными вещами, словно здесь только что пронеслась буря.
Как раз в одну из таких вылазок он, Эмилио, узнал о готовящемся деле. Он ходил на шоссе поболтать с дезертирами и, возвращаясь, услышал голоса на полянке. Оттуда, где он стоял, было видно почти все, и он присел на корточки за камнем, чтобы его не заметили.
Стрелок сидел на земле, стряхивая пальцами пепел с сигареты. Солнце било ему в лицо, и шрамы были как извилистые белые ленты, а зубы, когда он сплевывал, ярко сверкали.