– Куда? – как можно спокойнее спросил Таймар, но голос его всё же дрогнул.
– Для начала в Каовелью. Я планирую переправить этэри в Валамар также, как когда-то отправлял туда тебя. Думаю, с этим проблем не возникнет, проход в Каовелью для них открыт.
Огайра остановился у двери, за которой князь совсем недавно вернул лилулай её клятву. Посмотрел в глаза ученику, кивнул каким-то своим мыслям, а потом проговорил, тщательно подбирая слова:
– Я бы мог больше не тревожить тебя и сделать все приготовления сам, но мне кажется, что вам с Китэрией всё-таки нужно попрощаться. То, что было после твоего ухода… – маг вздохнул. – Объясни ей своё решение или сделай ещё что-то, но не выдворяй из Роглуара как неугодную.
– Не боишься, что мы натворим глупостей, как сказала Нэвра? – хмыкнул Таймар.
– Боюсь, – честно признался Огайра. – Но ещё больше я боюсь того, что Китэрия натворит их без тебя, если решит что ты… что ты равнодушно вышвырнул её из своего дома.
– Не решит, – заверил мага князь, отворяя дверь её покоев.
Китэрия сидела на постели придерживаемая виху за руку и смотрела в стену совершенно бессмысленным взглядом.
– Что с ней? – встревожился князь, подлетая к лилулай так быстро, что стянутая бинтом рана закровоточила.
– Чёрное зерно, – пояснила Нэвра.
– И сколько вы ей дали?
– Треть кубка.
– Спятили?! Треть кубка Шема даёт мне, и то когда я в совершенно зверском состоянии.
– Её состояние было хуже зверского, – укоризненно сказала виху
– И кто в этом виноват?! – прорычал Таймар.
Спорить с ним Нэвра не стала. Она, как и все остальные уже поняла, что вынудив князя отослать Китэрию домой, разбила сердца им обоим.
– Оставьте нас! – рявкнул Таймар.
Нэвра и Огайра ушли, позволив, блуждающей по дороге грёз этэри, побыть наедине с Таймаром. Китэрия осознавала его присутствие очень смутно, но как только двери закрылись, она припала к его груди и замерла, обвив торс князя ослабевшими руками.
– Я с тобой, Тэри, я с тобой, – прошептал он. – Пока что.
Таймар сидел на постели, баюкая лилулай как дитя. Он прижимал её к своей ноющей груди, зарываясь лицом в ароматные волосы, и вспоминал своего первого хищника, убитого в бою один на один, потом первого человека, павшего от его руки, затем первые взятые земли, поход в верхний круг, наконец.
Он не всегда побеждал, бывали в его жизни и неудачи. Каждой значимой цели, которую он достигал, предшествовали промахи и поражения. Но князь никогда не воспринимал их таковыми, все эти осечки служили уроками, испытаниями, закаляющими его как хороший стальной клинок. Но почему-то сейчас Таймар ощущал себя разбитым вдребезги. Вся его стратегия оказалась негодной. Ни одного из промахов он не мог записать в книгу опыта, способного принести пользу. Он сломил прекрасное создание, заставив покориться его прихоти, отнял десять лет жизни, и вместо того, чтобы оставить в её сердце воспоминания, которые она могла бы пронести через всю жизнь, вынужден ещё и обокрасть.
– Прости, моя девочка, – дрожа всем телом, прошептал он, сжимая Китэрию в своих объятьях ещё крепче. – Но я не знаю иного способа помочь тебе. Я бы согласился стать твоим кошмаром, от которого ты счастливо избавилась, но ты, увы, приняла меня на свою беду.
Лилулай не могла вникнуть в смысл сказанных ей слов, и всё же отреагировала на тираду князя, потёршись щекой о его шею. Таймар стиснул зубы, запрокинул голову этэри и, зажав её меж ладоней, возбудил свою силу.
Первая мандола легла на прекрасную голову Китэрии, как ажурный чепец. Её касания девушка даже не заметила, она продолжала смотреть сквозь князя отстраненным взглядом и улыбаться каким-то своим, далёким видениям.
Поверх первой мандолы легла вторая, взяв в захват последний год жизни лилулай. И если первое заклинание далось Таймару относительно легко, то на втором он дрогнул, от мощного толчка сопротивления.
Он-то думал, что избавляет Китэрию от стараний, а оказывается были в её жизни здесь и радостные моменты. Много, невероятно много радужных пятен вспыхивали в непосредственной близости с пурпурно-черными сгустками горя и отчаяния. Золотые нити счастья и даже оранжево-жёлтые блаженства опутывали весь отрезок жизни, которого Таймар лишал сейчас девушку.
Били ли эти светлые островки и нити как-то связанны с ним, князь не знал, а точнее предпочёл не знать. Во-первых, рискованно было вглядываться в ткань событий, и распускать её, а во-вторых, он боялся, что дрогнет, не захочет сдержать слова, если поймет, что стал для лилулай также дорог и желанен, как и она для него.