– Мой руки.
– Иди мой луки! – сказал Тимка. – Вклютяй воду! Бели мыло!
Я послушно выполнил все требования, крикнул «Хорошо» в ответ на Аленино «Ужин через десять минут», прилетевшее из кухни, и взял в руки полотенце.
– Снимай блюки! – сказал ребенок, дергая за штанину. – Надевай халат!
– А где он? – обреченно поинтересовался я.
– В спальне! – ответил Тимка и всю дорогу до места возмущенно ворчал мне в спину: – Где же есё? Ох, нитего не помнит! Эй, ты тего еле-еле плетешься?
Разумеется, возмущение малыша было бы куда сильней, если бы я забыл спросить о халате.
Все время ужина Тимошка голодным беспризорником увивался вокруг стола. Требовал:
– Дай хлеб! – А когда я отщипывал кусочек, усугублял: – Есё!
– Сколько тебе? Два? Три?
– А-а. Столько! – Он показывал ладошку с прижатым большим пальцем.
Тимка всегда вымогал ровно четыре кусочка. Первый съедал на месте, второй относил маме, третий, изрядно потрепанный, возвращал мне, а четвертый, немного подумав, отправлял в рот вслед за первым.
После ужина наступало время следующего ритуала. Тимка забирался ко мне на колени и, тыча пальчиком в щетину над верхней губой, спрашивал:
– Вот балада?
Я мотал головой.
– Нет, это усы.
– Вот балада? – повторял он, опуская палец на сантиметр.
– Нет, это губы.
Маленький пальчик сдвигался еще ниже, вызывая к жизни новый вопрос.
– Это усы?
– Нет, – улыбался я. – Это как раз борода.
Ребенок удовлетворенно кивал, и серия вопросов повторялась сначала. Причем оборвать ее, ответив, например, «Да, пусть это будет борода», не представлялось возможным. Нечестный ответ повергал Тимку в кратковременный ступор, после чего указующий пальчик превращался в грозящий и все возвращалось на круги своя.
В свете ночника ребенок с разметавшимися по подушке кудрями походил на ангелочка. Я с трудом отобрал у спящей Алены книжку про Буратино, переложил Тимку в кроватку и наклонился, чтобы поцеловать его – теплая щека пахла украденной со стола конфетой, – после чего с сожалением погасил свет.
«Ужас, ужас!» – подумал я, рассмотрев зеленые цифры на часах, и провалился куда-то, едва сомкнув челюсти после отчаянного зевка.
Когда мобильник на прикроватной тумбочке ожил и завибрировал, опасно смещаясь к краю, зеленые цифры успели измениться незначительно.
– Да? – сказал я, выбираясь из одеяла. Как ни тихо сказал, Тимка услышал.
– Папа куда пошел?
– На работу, – не просыпаясь, ответила Алена.
– Надень халат! – потребовал Тимоша.
– Не сейчас. – Я махнул рукой. Судя по голосу на том конце, проблема была нешуточная. Но и отмахнуться от малолетнего педанта оказалось не так-то просто.
Кряхтя, он выбрался из кроватки и прошлепал в прихожую, волоча за собой халат.
– На халат! – Но, увидев, что я уже застегиваю брюки, сменил тактику: – Где сётка?
– Машина выехала? И когда? Уже? Хорошо, выхожу. Мы в министерство? А куда?… Да погоди же, Тимка, некогда!
Но годить Тимка не собирался. Пришлось, притоптывая на месте, ждать, пока он символически обмахнет щеткой одну, потом другую штанину. Алена жаловалась, что в тех редкий случаях, когда мне удавалось ускользнуть из дома, избежав чистки, Тимка долго потом стоял под дверью и причитал: «Ух блюки! Папа на лаботу, а блюки – ух!»
В свои три с половиной он уже почти все слова говорил по-человечески, но от «ух» почему-то не мог избавиться. Как и я – от воспоминания о нашей первой встрече.
Что за объект? Военная база? Зачем я здесь? Зачем я здесь в четыре часа ночи? Базу захватили террористы? У них в руках – оружие невиданной мощи и, чтобы вернуть его государству, нужен переговорщик?
Я зевнул. Нет, такое бывает только в кино.
– Мне сказали, что пропуск будет на вахте. Посмотрите еще раз, – попросил я охранника.
Понаблюдав с минуту, как паренек с мужественным, но заспанным лицом водит пальцем по строчкам, я сам склонился над списком, как вдруг услышал до боли знакомое:
– Вич воч?
– Хаф файв, – машинально ответил я.
– МГИМО финиш?
– Лайк ю, лайк ю, – задумчиво протянул я, оборачиваясь. – Ты почто собаку утопил, гад?
Гера, глумясь, промычал что-то невнятное, потом махнул охраннику: «Это ко мне», и галантно крутанул передо мною скрипнувшую вертушку.
– Рад тебя видеть, – признался я, пожимая Герке руку. – Совсем не изменился, черт.
– Зато ты… – Он смерил меня взглядом. – Настоящий Джеймс Бонд.
– Кто ж знал, что у вас тут… – Я не закончил мысль. – Стало быть, под твоим началом придется работать?
– Господь с тобой, я тут мелкая сошка. Главным у нас – Аркадий Петрович.