— К тому же, — рассуждал он, — нынче нельзя брать вторую жену, ну и что ты будешь делать, сынок? Может, ну её, найди себе другую, помоложе и покрасивее?
— Что ты мелешь! Много ты понимаешь! — ответил ему Седьмой.
Отец даже как-то растерялся, умолк. Он вообще стал вести себя с Седьмым тише воды ниже травы, почаще вспоминая, что тот чуть ли не первый человек во всей провинции.
Спустя несколько дней отец и сам приехал в Учан к Седьмому, вид у него был радостный.
— Сёстры хотят пригласить тебя поужинать по-семейному, — объявил он.
Седьмой был крайне удивлён. Если бы президент пригласил его на банкет, он и то меньше удивился бы, наверное. Помолчав немного, он ответил с едким смешком:
— Надо же, пришёл хорёк поздравить курицу с Новым годом, явно из добрых побуждений!
— Куда им до хорьков, да и ты не курица, — ответил отец.
— Я всегда считал, что у меня нет сестёр.
— Я вас вырастил, вы все вылезли из живота одной мамки, поэтому есть у тебя сёстры или нет — не тебе решать.
Седьмой снова язвительно рассмеялся.
— Раз зовут, конечно, надо идти, — сказала жена. — Да и папа специально приехал издалека.
Услышав мнение жены, Седьмой равнодушно проговорил:
— Ну, раз позвали — пойдём. В конце концов, вкусная еда — всегда хорошо!
Сестра Сяосян жила у реки Хуансяо. Бородатый мужик, за которого она тогда вышла, был безработный бродяга. Через три с половиной месяца после свадьбы Сяосян родила дочку. Бородатый мужик хотел сына, а Сяосян не справилась. Это с Седьмым она могла вести себя как ей вздумается, третировать его, издеваться, а муж не собирался плясать под её дудку. Дочке не исполнилось и двух, как он, под предлогом «возвращения на родину», отправил Сяосян с малышкой в Хэнань, так сказать, сбыл с рук. Жизнь в хэнаньской деревне была не сахар, Сяосян много раз пыталась оттуда сбежать, и наконец, три года спустя ей это удалось. К тому моменту у неё на руках был ещё один малыш. Когда она вернулась, мать вначале приняла её за попрошайку. Только когда она жалобно позвала её: «Мама!», та поняла, что перед ней её младшая дочь.
Не прошло и года, как Сяосян вновь вышла замуж. Она не могла прожить без мужика, но и с мужиком жилось ей тяжко. Новому мужу она родила ещё сына. Он был крестьянином, выращивал овощи, когда его прежняя жена родила дочь, в порыве ярости развёлся с ней. А вот Сяосян исполнила его главную мечту, поэтому в остальном он позволял ей поступать, как ей заблагорассудится. В конце концов, сын уже есть, так что особого смысла в жене больше нет. Поиграл с ребёнком — и на душе радостно, а то, что Сяосян крутила шашни на стороне и даже приводила любовников в дом, его не беспокоило. Напротив, он с радостью готовил угощения для гостя, одновременно нянча ребёнка, а потом ещё любезно спрашивал, вкусно ли.
Итого у сестрицы Сяосян была дочь и два сына. У того, что она принесла из Хунани, даже прописки не было. Тут она и вспомнила про Седьмого.
Примерно в это же время сестрица Дасян тоже вспомнила про младшего брата. Дасян вышла замуж очень рано и родила трёх сыновей, похожих на маленьких тигрят. Младший уже успел закончить среднюю школу, а старший ждал распределения на работу. Дасян вышла замуж в восемнадцать. Муж был плотником, старше её на десять лет. Замужем Дасян зажила в своё удовольствие. Когда ей давали отпуск, она чаще всего сидела на крыльце дома, грелась на солнышке и лущила семечки, болтая о всякой чепухе с соседскими кумушками. А по воскресеньям Дасян ходила проведать родителей, прихватив с собой что-то из съестного или немного выпивки. Дасян жила у моста Саньяньцяо, где традиционно селились, так сказать, низы общества.
Отец объявил дочерям, что Седьмой согласился прийти поужинать.
— Тогда давайте сначала у меня, — предложила Дасян.
— Нет, нет, нет, — поспешно возразила Сяосян. — Сначала у меня!
— Да в твою развалюху он и зайти побрезгует! — парировала Дасян.
— Ага, самой не больно надо, но другому не уступишь! Ты же хорошо живёшь, чего тебе?
— Так живу хорошо, надо и о детях подумать!
— А я вот просто соскучилась по братцу!
— Раз ты его так любишь, что же в детстве о нём так не пеклась?
— А ты чего? Ты ведь старшая, а вообще о нём не заботилась!
Слово за слово — и вскоре обе ругали друг друга по матери, хотя, если так подумать, зря — мать-то у них была общая.