— Булли! Что с тобой? Ты же видишь, никого нет!
Но ее голос дрожал. Она снова поглядела на ставни домика.
Едва они отошли, как пес сразу успокоился. Это было так странно, что молодая женщина решила проверить. Она сделала вид, что снова направляется к пристройке. Пес попытался ее остановить, он замер и весь напрягся. Затем поднял голову и испустил такой душераздирающий вой, что Сесиль испуганно бросилась прочь.
— Идем… Идем, умница моя!
Что же могло его так напугать? Карета? Глупости! Ведь ею не пользовались столько лет. В сарае тоже давно никого не было. Сесиль направилась к замку. Пес спокойно бежал впереди.
Вернувшись, Морис застал Сесиль на лестнице. На лице ее застыло выражение страха.
— Что ты тут делаешь?
— Уедем отсюда, — прошептала она.
— Уехать? Когда здесь так хорошо? Местность прелестная — сама увидишь. Но люди тут… Я понимаю, почему Жюльен их сторонился как прокаженных… Если бы ты видела взгляд булочника. А хозяйка табачной лавки даже рта не открыла… Они догадались, что я родственник Меденака, то есть «узурпатора»… Может, их предупредили Агиресы… Но нам от них ведь ничего не надо…
— Уедем отсюда, Морис.
— Да что с тобой?
— Пошли, я тебе кое-что покажу.
Она повела его к пристройке. Пес брел за ними. Метрах в двадцати от сарая Сесиль отпустила руку мужа.
— Смотри внимательнее.
Она подошла к раскрытым воротам. Пес замер на месте, вздернул морду, словно чуя опасность. Затем рванулся назад и завыл. Челюсти его лязгали, шерсть взмокла. Сесиль вернулась к мужу.
— Видел? Ему страшно. Он разодрал бы в клочья того, кто попытался бы силой затащить его в помещение.
— А что там?
— Старая карета. Больше ничего.
Морис в свою очередь приблизился к воротам. Пес словно с цепи сорвался. Он кружил на месте, рычал, в ярости брызгал слюной.
— Вернись, а то он свихнется.
Морис развел руками.
— Ничего не понимаю… Может этот кобель бешеный?
— Ничуть. Просто он что-то знает. И твоему дяде это тоже было известно. Поэтому он уехал.
Морис был в растерянности.
— Что известно? — Он огляделся. — Знаешь, дорогая, тебя на час нельзя оставить одну. Что ты еще выдумала? Повторяю, Жюльен выглядел совершенно нормальным. Усталым — да. Очень истощенным и постаревшим. А так…
— Тогда чем ты это объяснишь?
— Что объяснять? У тебя разыгрались нервы, вот и все!
Сесиль намеревалась сказать, что ей тоже страшно, но решила промолчать и отвела собаку в сарайчик, служивший конурой. Ей хотелось поскорее проверить одну догадку… К сожалению, она не могла отослать Мориса и снова повела его в каретный сарай.
— Какие красивые фонари! — заметил Морис. — Вот если бы дядя отдал их нам. Я их прямо вижу в мастерской…
Сесиль обследовала пол.
— Я думала, что обнаружу трап, — сказала она.
— И что бы это значило?
— Не знаю. Думаю, там кто-то прячется…
— Пес бы его учуял, можешь не сомневаться. Нет, не то. Поверь мне! Не стоит ломать голову. Вот Жюльен вернется, он сам нам все разъяснит.
— Ладно. Пойдем погуляем с Булли по парку.
Они обследовали все уголки. Пес радостно носился вокруг, позабыв обо всем на свете. Прогуливаясь рядом с Морисом, полным радужных планов, она невольно посмеивалась над собой. Но когда наступили сумерки, беспокойство вернулось. Тщетно боролась она с собой, понимая, что стала жертвой собственного воображения, но вздрагивала при малейшем шуме. Она провела еще одну скверную ночь.
Морис проснулся в восемь. Зевнув, он сладко потянулся.
— Здесь прекрасно спится. Правда?
— Уедем отсюда, Морис.
Она прошептала эти слова так тихо, что он, казалось, не понял.
— Я говорю — уедем, — повторила Сесиль. — Оставайся один, если хочешь.
— Опять ты за свое! Здесь отлично. Я смогу поработать. Чего лучше?
— Мне страшно.
— Страшно? Из-за собаки? Я запру ее и она успокоится.
— Ты забыл, что мы приехали ради нее…
Прошло несколько дней, похожих один на другой. Сесиль спала, ела, снова испытывала страх и горячее желание уехать. Как-то она снова вернулась к этому.
— Так не может продолжаться. Если бы мы хоть знали, когда твой дядя вернется. Может, он умер. Эта мысль преследует меня. А вот тебя я не понимаю. Лишь бы тебя не беспокоили, а на остальное тебе…
Морис закурил трубку. Впервые он выглядел озабоченным.
— Ты так думаешь? — спросил он. — Мне это в голову не приходило. Надо пойти и взглянуть.