Конечно, был еще Кузьмич, исключительно внимательный и понимающий. Такой человек всегда и выслушать может не перебивая, и правильные слова для утешения подберет. Но вместо ожидаемого «Алло» Самойлова услышала в трубке противный механический голос: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Отложив телефон, Кира снова уставилась в стену После получасового созерцания рисунка на обоях она почувствовала, что погружается, как в болото, в какое-то вязкое состояние, похожее на депрессию. Чтобы как-то отвлечься, она заставила себя сползти с дивана и направилась в кухню сделать чай.
В коридоре со вчерашнего дня так и осталась лежать книга, подаренная приятелем. Самойлова по дороге прихватила ее с собой. Налив чай и устроившись поудобнее на одном из стульев, она взглянула на обложку. Там значилось: «Маркетри – искусство отделки мебели ценными породами дерева». Только сейчас до нее дошло, с какой стати приятель решил сделать такой подарок. Кира еще со школы мечтала заниматься дизайном интерьеров, собиралась поступать в архитектурный. Но на экзамене по живописи ее срезали, заявив, что с цветом абитуриентка работать не умеет. Аргумент был смехотворным и даже обидным: брат в свое время сделал ей просто шикарный подарок, оплатив годовое обучение у одного из лучших, по отзывам, преподавателя в городе. Тот хвалил ее за невероятный диапазон оттенков и гарантировал, что с его предметом у нее проблем не будет. И вот после этого услышать, что она чистой воды график, было просто оскорблением. Спорить с приемной комиссией смысла не имело, хотя и очень хотелось. Вариантов было немного: или плюнуть на хрустальную мечту слюной, или попытать счастья на следующий год. Самойлова выбрала второе.
Поначалу она совершенно бездумно перелистывала страницы, на которых красовались пузатые комоды бомбе, вычурные шкафчики и помпезные секретеры. От всего этого нарочитого великолепия слегка подташнивало. Кира даже не могла себе представить, как можно комфортно существовать в обстановке, где со всех сторон сверкает позолота. Но вот дело дошло и до модерна. Кира не очень внимательно вчитывалась в текст, поскольку и так знала об этом стиле столько, что могла написать вполне сносную статью: прихотливая текучесть, волнистые линии, полный отказ от подражательства и заимствования старых форм и все в таком же духе. Перелистывая страницы, она постоянно натыкалась на упоминания известных мастеров того времени. Фамилии Галле, Пруве, Шарпантье, Серрюрье убаюкивали своей мягкостью и напевностью. И иллюстрации выглядели замечательно. Изысканные плавные контуры, причудливо изогнутые элементы декора, растительные орнаменты из шпона ценных пород древесины придавали прочной и надежной мебели видимость хрупкости и легкости. Самойлова переводила взгляд с одного изображения на другое, нигде надолго не задерживаясь. Лишь один дизайнер и проектировщик мебели привлек ее внимание – Луи Мажорель.
Ему в книге отводилась большая глава. Она сопровождалась не только фотографиями работ мастера, но и снимком его дома, который во всем мире известен как Вилла Джика. Кира и раньше видела этот шедевр XIX века, даже находила здание в одном из номеров старого журнала L’Illustration. Правда, дом тогда произвел на нее скорее тягостное впечатление – мрачное здание с нависающим верхним этажом и обилием печных труб скорее наводило мысль о готике, нежели о модерне. Девушка сравнивала его с известным особняком Рябушинского и находила, что Шехтель все же значительно тоньше чувствовал этот стиль. Теперь же Самойлова посмотрела на творение иначе. Возможно, все дело было в освещении – залитый закатным солнцем особняк смотрелся изысканно и даже таинственно. Здание выглядело настолько необычно, что полностью завладело ее вниманием. Пристально всматриваясь в изображение, девушка невольно отвлеклась от тягостных мыслей и успокоилась.
Глава 3
Интерес к изучению нового предмета очень часто проходит через призму личности педагога. При желании первичный интерес к наукам можно отбить у любого, даже самого любознательного человека. Кира это знала по себе – часть школьной программы для нее просто осталась за гранью восприятия. С фотокурсами все было наоборот. Алексей Алексеевич ничего не навязывал, ни к чему не принуждал, он просто рассказывал, и его хотелось слушать. И никогда не злоупотреблял специальной терминологией, если все можно объяснить простым языком. За это его все особенно ценили.